It's all true/Fuck their lack of originality and personality, fuck this travesty ©/У сердца отпуска нет, а раз так, то надо брать с него пример.
Название: Мы ещё покажем судьбе мгновенный перевертон
Автор: Mycroft Arthur Holmes
Бета: William Gray
Размер: миди; 4206 слов
Пейринг/Персонажи: Соловей/Таня, Гробыня, Ванька, Баб-Ягун, Сарданапал, Поклёп Поклёпыч, Гуня Гломов (намёк на Гробыня/Гуня), намёк на Лиза Зализина/Ванька (односторонний)
Категория: гет
Жанр: драма, флафф
Рейтинг: PG
Краткое содержание: Гробыня и Таня гадают на суженного под Рождество, а Соловей получает в подарок зеркало, рассказывающее о чувствах.
Примечание/Предупреждения: АУ к последним книгам: почти весь курс Тани остался в магспирантуре.
Написано специально для Емце-недельки.
читать дальшеГробыня поставила на стол два зеркала друг на против друга, по краям от них — две чёрных толстых свечи, и удовлетворённо кивнула сама себе.
— Всё, Гроттерша, брысь из комнаты! — скомандовала она.
— С какой это стати, Склеп? — Таня оторвалась от книги по белой магии, которую лениво почитывала время от времени, делая вид, что дополнительные занятия её страсть как заботят, и повернула голову к соседке.
— Гадать буду, — пояснила Гробыня. — Ну Гроттерша, ну не будь упрямой... Гроттершей! Постой пять минут в коридоре, что тебе, жалко, что ли? Или книжки читаются только лёжа? Стоя зрение не так быстро портится? — съязвила она.
— Стоя не так эффективно Безумные стекольщики вызываются, — парировала Таня. Оценивающе взглянув на Склепову, она уступила. Отложила книгу и встала с кровати, потягиваясь. — У тебя ровно пять минут! — сказала она напоследок, но скорее просто для проформы, по давней привычке вечно язвить и не давать Гробыне спуску, чем в самом деле собираясь засекать время.
Она прошлась по коридорам до зала Двух стихий, а затем, поддавшись внезапному порыву, повернула к лестнице и вышла на балкончик. Почти сразу ей стало холодно, и Таня пожалела, что не захватила мантию. Несмотря на то, что по уставу школы (который полностью знал, скорее всего, один только Поклёп Поклёпыч) ученикам полагалось носить мантии всегда, преподаватели смотрели на нарушение этого правила сквозь пальцы. Сама Таня надевала её только в холода: хороший способ утеплиться и сэкономить на тёплой одежде.
На улице шёл снег, и Таня, оперевшись о перила, нагнулась, чувствуя, как на волосы садятся снежинки. Ей было тоскливо. Сердце то ли замерзало вместе с природой, то ли, напротив, стремилось биться быстрее, горяча кровь.
Учёба ей приелась. В магспирантуре на неделе было меньше лекций, чем на курсах школы, зато заданий больше, а каникулы — реже. Ей порой казалось, что, если бы не драконбол, она бы совсем превратилась в зомби. Она теперь не только играла сама, но и тренировала вместе с Соловьём первогодок, присматриваясь к ним и стараясь разглядеть будущие таланты. После тренировок она всё чаще стала оставаться с Соловьём, и они либо сидели на трибунах, либо, если погода не позволяла, уходили в раздевалку и разговаривали. Поначалу — обсуждали игроков, или драконов, или ворчание Дедала Критского, или даже погоду, на которую Таня любила порой поворчать. Для драконболиста не существовало понятия «нелётная погода», и приходилось пересиливать себя, чтобы подняться в воздух в дождь или метель. Правда, неохота её брала только пока она стояла на земле, уже через пять минут полёта восторг захватывал её, и погода отходила на второй план.
Но невозможно было каждый раз обсуждать одно и то же: игроки не менялись каждый месяц, драконы вели себя в целом одинаково, Дедал раз от разу не выдавал ничего нового, и даже погода не изобиловала особым разнообразием. И постепенно к темам разговоров добавилась танина учёба. Первое время, необъяснимо для Тани, Соловей реагировал на это мрачно, но неизменно помогал ей, хотя Гроттер и не просила. Лишь потом она поняла, что старый тренер считал, будто им пользовались, и испытала целую гамму чувств от обиды, что тот о ней такого мнения, до удивления, от чего он в таком случае сразу не отправил её в библиотеку к джинну Абдулле. Не осталась в стороне и уязвлённая гордость: Соловей правда думает, что она так никчёмна, что сама не справится?
Но больше всего Таня не могла понять, почему он всё же помогал ей, если это так претило его натуре и казалось ему... унизительным? Логика и здравый смысл подсказывали, что Соловей мог хотеть, чтобы у неё оставалось больше времени на драконбол, а тихий голосок в глубине души, что можно было назвать интуицией, шептал, что Соловей просто хотел проводить время с Таней, и не так важно, чем они занимаются.
На балкон вышел Ванька, держащий в руках пряник. Над его ухом пищал, потрясая письмом, купидончик. Валялкин освободил пряник от упаковки и протянул крылатому почтальону. Тот с довольным видом запихал пряник в сумку, сверху небрежно сунул конверт и полетел, то и дело проваливаясь в воздушные ямы.
— Родителям пишешь? — спросила Танька, провожая купидончика взглядом.
Ванька кивнул.
— Рождество. Отец... отмечает, — неохотно ответил он. Таня уловила невысказанное: отец не столько отмечал, сколько использовал это как повод выпить.
— Так вот чего Гробыня... — догадалась она, но осеклась, бросив взгляд на Ваньку.
— Чего Гробыня? — будто не заметив её заминки, переспросил тот.
— Увлеклась гаданиями, — пояснила Таня не более охотно, чем ранее Ваня упоминал отца. И о чём, спрашивается, они вообще могли говорить, если куда ни ткни, так запретная тема?
— На суженного? — спросил он. Танька кивнула. — А ты? Не гадаешь?
— И без гаданий мне... суженных хватает, — буркнула Таня и резко вскинула голову, отчего снежинки, успевшие покрыть её голову, взметнулись, устраивая локальный снегопадик. — Я замёрзла, — заявила она и быстро ушла с балкона.
Избегать Ваньку она начала как-то незаметно, лишь на совместных парах продолжая неизменно садиться с ним, но просто для того, чтобы это место не заняла Зализина. Конечно, позиция «сам не гам и другому не дам» чести ей не делала, но она была согласна на кого угодно рядом с Ваней, только не на Лизку, и сама не могла объяснить такой избирательности.
Она влюблялась в Ваньку медленно и словно неохотно, не до конца понимая, что вообще такое «любовь» и с чем её едят, а разлюбила как-то в раз, просто проснувшись утром и не обнаружив на привычном месте привычных чувств, хотя ещё долго ревновала его, считала своим и не согласна была отпустить, и её саму тяготило это несоответствие мыслей и действий.
Вернувшись в комнату, Таня обнаружила осколки зеркал и оплавленные подсвечники. Склепова валялась на кровати, сложив ноги на подушке, и листала «Сплетни и бредни». Увидев Гроттершу, она отшвырнула журнал и села на кровати.
— Они показали мне Гуню! Прикинь? Мне, такой замечательной, всю жизнь жить с этим... мужланом? — запнувшись и не сразу подобрав Гломову подходящего определения, гневно выдала она. — Я так и представляю себе, как в старости прошу этот Гломус-вломус принести мне стакан воды! А ты чего такая мокрая? — без перехода спросила Гробыня, окинув Таню внимательным взглядом. — Рыдала возле камушка? — вкрадчиво добавила она, имея в виду, конечно, тот камень, на котором Леопольд Гроттер оставил стрелку-направление на Лысую гору.
— Принимала душ в одежде, — огрызнулась Таня, которой Склепова попала по больному месту, и сердито буркнула заклинание, высушивая кофту и волосы. Распалившись, она выстрелила ещё несколькими искрами, Какновусом чиня зеркала и восстанавливая подсвечники. Одна из искр получилась красной, и Таня потрясла руку с перстнем, словно это была его вина.
Гробыня прищурилась. Цвет искры не остался ею незамеченным.
— Кто-то слишком много играет в драконбол? — насмешливо поинтересовалась она. Разумеется, имелось в виду, что кто-то слишком много общается с Соловьём, но Гробыня была девушкой дальновидной, научившейся различать настроение Тани, и потому воспользовалась нейтральной формулировкой. — Ванечка-то не ревнует? — не получив отпора сразу, она мгновенна стала наглее.
— Сиди со своим Гуней и не лезь в чужие отношения, — фыркнула Таня.
— Да ну, это просто гадание дурацкое, — поморщилась Склепова. Она и так слишком долго удерживала в себе возмущение, чтобы пожаловаться Гроттерше, и сейчас быстро отошла, вновь становясь собранной и деловитой. — Оно всё врёт. Давай ты тоже погадаешь?
— Я не буду, — отказалась Танька, но Гробыня, не слушая её, уже доставала новую пару свечей.
Воткнув их в подсвечники и выровняв зеркала, она проинструктировала Таню:
— Выключаешь свет, зажигаешь свечи и смотришь в отражение зеркала в зеркале.
— «Чур меня» говорить? — вздохнув, поинтересовалась Гроттер. Она уже поняла, что ей не отвертеться. Да и не очень-то хотелось, если быть честной. Любопытство потихоньку побеждало.
— Ага, особенно если мертвяка увидишь, — насмешливо подтвердила Гробыня. — То-то он рад будет, если ты зачураешься, — она хмыкнула и выскользнула из комнаты, оставляя Таню наедине с зеркалами.
Та ещё помедлила с минуту, но затем шепнула Пробкис вырубонис и сразу после — Панидис паленус. Одна за другой полыхнули две зелёные искры. Свет погас, а свечи загорелись.
Таня вглядывалась в зеркало, но видела лишь своё отражение и отсвет свечей. Раздосадованная, она уже подняла было руку, чтобы затушить их, но тут что-то неуловимо изменилось, и в коридоре отражений появилось мужское лицо. Едва увидев повязку на глазу, она узнала его и резко вскочила, ударив коленом стол. Упала и погасла одна их свечей, и видение тут же исчезло.
Когда Гробыня вернулась в комнату, зеркала и свечи стояли на своих местах. Таня убрала даже капли воска, оставшиеся от упавшей свечки.
— Ты права, дурацкое гадание, — сказала она, не дожидаясь вопроса.
— Что, поручика Ржевского показало? — заржала Гробыня.
— Тоже Гломова, — с невозмутимым видом отозвалась Таня, с удовольствием отмечая мелькнувшую на лице Склеповой тревогу. Гуня ей был как будто не нужен, но он всегда оставался «крайним вариантом», наличие которого успокаивало и придавало уверенности.
Утром Таня отправилась на Белую магию к Сарданапалу, а после — в библиотеку, вернуть «условно дочитанную» книгу и взять какой-нибудь справочник по гаданиям. Может быть, Гробыня ошиблась, и это гадание показывало... любимого преподавателя? Хотя Гломов, конечно, на преподавателя походил мало. Тогда... любимого собеседника? Снова сомнительно: Гробыня, конечно, обладала извращёнными вкусами, но даже она вряд ли находила беседы с Гуней настолько увлекательными. Куда ни глянь, а иначе появление Гуни, кроме как любовью, которая, как известно, зла, объяснить было сложно. Оно выходило натянутым, это объяснение. Получалось, что и Соловей... Думать об этом было неловко. Все их разговоры касались весьма общих тем и никогда — личных, а тут она вдруг придёт и признаётся Разбойнику в любви? Она могла представить, как он хмыкнет, постучит себя костяшками по лбу, а затем рявкнет, чтобы она выбросила весь бред из головы и шла на поле, а сам ляжет на нижнюю трибуну и будет долго-долго неотрывно смотреть на неё под бормотание Дидала Критского. Вот бы попросить Ягуна подзеркалить его в этот момент, да только вряд ли Соловей так просто поддастся, а подставлять друга не хотелось.
Книг про гадания, как и про любовь с её любовными заклинаниями, в библиотеке находилось великое множество, можно было запросто убить не один вечер даже на быстрое пролистывание. И как только у Гробыни хватало терпения изучать всё это?
Впрочем, то гадание, которое искала Таня, встречалось часто и везде отмечалось, как одно из самых точных, так что она остановилась уже на первых пяти книгах. Конечно, можно было бы ограничиться и вовсе одной, но привычка — страшная сила: при выполнении домашних заданий всегда рекомендовалось пользоваться несколькими источниками.
Выйдя из библиотеки, Таня поспешила в зал Двух стихий на обед: завтрак она сегодня проспала, и есть сейчас хотелось просто зверски.
Скатерть попалась приличная — картофельная, и Таня уплетала драники за обе щёки под ворчание недовольного Ягуна. Шоколадная скатерть попадалась им последний раз дней пять назад, и тот считал, что это слишком давно.
— Не иначе как наш стол прокляли! — заявлял он и после обеда убегал то к Ягге, то к себе в комнату за новым лысогорским каталогом «Примочки крутых магов», выискивая очередной амулет, способный снять проклятие и вернуть ауру удачливости. Таня, не без оснований считавшая, что шоколадная скатерть и раньше попадалась им не чаще, смотрела на его беготню сквозь пальцы, разделяя мнение Гробыни «Человек без загонов — мёртвый человек!», любившей этой фразой оправдывать любой свой поступок, не вписывающийся в рамки негласных правил общества, в котором она находилась в тот или иной момент.
Утолив первый голод, Таня включилась в застольный разговор и принялась поглядывать по сторонам, то и дело бросая взгляд на Соловья, раз от разу тревожнее.
Сегодня был последний учебный день перед зимними каникулами, на которые очень многие покинут замок: ученики отправятся по домам проведать родных, а магспиранты, особенно из тёмных, собирались праздновать Новый год на Лысой горе. Она становилась в это время особенно неспокойной, но именно щекотавшее нервы ощущение опасности всех туда и влекло.
В замке оставались немногие; из команды по драконболу, не считая их с Ягуном, человека два или три. О полноценных тренировках в таком составе речи и не шло, а уж если учесть, что эти два или три человека... да и Ягун, пожалуй, тоже, скорее всего захотят под разными предлогами откосить, Таня имела все шансы остаться с Соловьём на заснеженном поле один-на-один. Сможет ли она сделать вид, что ничего не изменилось, и скрыть свои мысли от проницательного Соловья? Если бы...
Стоило ей подумать про каникулы и про Соловья в одно время, как она вспомнила про Новый год и подарки. Ваньке и Ягуну она их уже заготовила, а вот нужно ли дарить что-то тренеру? Другим преподавателям она собиралась преподнести особые магические открытки, но, если говорить откровенно, это было скорее просто чтобы продемонстрировать свои успехи: посмотрите, чего я достигла! Папа, которого мне то и дело ставили в пример на первых курсах обучения, мог бы мной гордиться!
Перед Соловьём хвастаться не хотелось. Да и магия как таковая его беспокоила мало. Подарить что-то, связанное с драконболом? Сомнительно, что она сможет его удивить: за четыреста лет страстного увлечения этим видом спорта чего он только ни видал.
Вечером тридцать первого в зале Двух стихий начался праздник. Все столы были сдвинуты в одну линию, на них красовались самые «вкусные» скатерти из ежедневного набора и несколько из личного запаса академика.
Преподаватели тоже были в усечённом составе: вовсе не все из них хотели провести праздники в обществе коллег. В том числе отсутствовал Поклёп Поклёпыч, и Сарданапал, задумчиво пошевелив усами, снял ограничение на алкоголь для старших. Дело пошло веселее. Кто-то притащил лопухоидный mp3-проигрыватель и колонки, на шум слетелись привидения, предприимчивый Ягун, послав пару купидончиков Шурасику, соорудил магическое подобие диско-шара, и «культурный» «тихий» вечер мало-помалу превращался в весёлую вечеринку. За полчаса до полуночи притащилась Гробыня, заявившая, что Лысая гора успела её достать и всей радости там — заполонившие дороги мертвяки, клянчащие поздравление с такой частотой, что тюфяков для всех не напасёшься, и с её появлением даже заядлые тихони слетели с катушек.
Когда Склепова после третьего бокала шампанского подряд (с дороги очень пить хотелось!) заявила «плевать, что это не Рождество, а Новый год» и начала развешивать всюду омелу, Таня поняла: настал момент уходить по-английски.
Дойдя до комнаты, она взглянула на часы: до полуночи оставалось пять минут. Соловья не было в общем зале, и либо он в таком случае находился на драконбольном поле, либо Таня ни черта его не знала.
Подхватив коробочку с подарком, она вскочила на контрабас и вылетела через окно своей спальни.
На трибунах было пусто, в раздевалке — тоже, и оставался только один вариант. Аккуратно соскочив с контрабаса и убрав его в футляр, Таня приоткрыла ворота ангара Гоярына. Буквально щёлочку, чтобы быстро протиснуться и не разбудить чуткого дракона полоской лунного света.
— Гроттер? — раздался в темноте негромкий знакомый голос, и Таня чуть улыбнулась: угадала. Она оставила инструмент у входа и наощупь двинулась в темноте, не став дожидаться, пока глаза привыкнут ко тьме.
Споткнувшись, она чуть не упала, но вовремя была подхвачена Соловьём. Смущённо высвобождаясь и присаживаясь рядом, она внезапно поняла, что, оказывается, давно хотела проверить, насколько сильны его руки и крепки объятия.
Прижавшись спиной к тёплому боку Гоярына, Таня нащупала ладонь Соловья. Она хотела вложить в неё свой подарок, но Разбойник внезапно сжал её пальцы, и она так и замерла, боясь даже дышать громко.
— Что ты здесь делаешь? — спросил наконец Соловей, отпуская её руку.
— Принесла вам подарок, — отчего-то шёпотом ответила Таня, сбитая с толку. Она протянула коробочку и случайно коснулась ею его несгибающегося колена.
Вздохнув, Соловей что-то быстро шепнул и в воздухе перед ними зажёгся огонёк. Таня давно заметила, что преподаватели часто произносят заклинания едва слышно, и гадала, к чему это. Они используют что-то тайное? Или хотят создать впечатление, что пользуются невербальной магией? Ей было невдомёк, что эта привычка у многих сохранилась со времён магических воин, когда дать противнику понять, какое заклинание ты использовал, значило подписать себе смертный приговор. Другие же просто перенимали её, хотя часто сами не знали первопричины.
Взяв коробочку, Соловей зубами разорвал ленту и снял крышку. Внутри лежало зеркало. Он хмыкнул.
— А набора косметики под потайным дном ты не спрятала?
— Это зеркало, открывающее истинное отношение человека к кому-либо или чему-либо, — пояснила Таня, видя, что Соловей не спешит брать его в руки. — Обычно его использовали влюблённые, чтобы узнать, взаимны ли их чувства.
— Подозреваешь меня в тайной влюблённости? — тихо фыркнул Разбойник, перебивая Таню. Та смутилась.
— Нет, я просто... Я прочитала, что оно подходит не только для этого. Ну, все обычно использовали его из-за любви, но его можно также спрашивать и про увлечения... чтобы узнать, это на неделю или на всю жизнь. И я подумала, что можно так проверять игроков перед тем, как взять их в сборную... — закончила она совсем тихо и неуверенно. Казавшаяся блестящей поначалу идея, озвученная вслух, потеряла всю привлекательность и выглядела просто жалкой.
Соловей всё-таки взялся за ручку зеркала и взглянул в него, выглядя задумчивым.
— Ты его проверяла? — спросил он, изучая танино отражение.
— Нет, тот, кто первым спросит у зеркала что-то, становится его хозяином на следующие пять лет. А если он решает продать или подарить его кому-то, то зеркало его проклинает, — смущённо добавила она.
— Так и думал, что где-то тут есть подвох, — усмехнулся Соловей. Судя по его виду, после такого уточнения зеркало стало нравиться ему куда-то больше.
«Тёмный маг, что с него взять...», — подумала Таня.
— Ревнивые артефакты обычно наиболее точны в выполнении своих функций. Оно проклинает потому, что его даром пренебрегли, и слишком дорожит собой, чтобы оставаться у кого-то одного надолго, — проговорил Соловей, словно объяснял свой внезапно возникший интерес, и Таня всполошилась: не подзеркаливает ли? Но блок был на месте, и она успокоилась. — Где ты взяла его? — спросил он вдруг, опуская руку с зеркалом и глядя на Гроттер уже открыто.
— В лавке проклятых предметов на Лысой горе, — ответила она с ребяческим блеском в глазах.
— Что-о? — протянул Соловей, ожидая, видимо, услышать историю в духе «взяла случайно, а на нём и проклятия нет» (и тут он бы напомнил про отсроченные проклятия) или «взяла несколько предметов с противоположными проклятиями, и они нейтрализовали друг друга» (и тут он бы сказал, что поступок по-идиотски безрассудный, ведь чаще проклятия, наоборот, усиливают друг друга, а не стремятся победить).
— Я попросила однорукого мертвяка принести его, пообещав взамен помочь ему закопаться на рассвете, — произнесла Таня, явно гордясь своей находчивостью.
Соловей хмыкнул. Этот вариант ему понравился.
— Нужно, чтобы стекло запотело. Тогда на нём пишется вопрос. Отвечает зеркало как-то также, — Таня вспомнила, наконец, что так и не объяснила, как им пользоваться.
— «Как-то также»? — уцепился за формулировку Соловей.
— Про это было смутно написано, — призналась она. — Почти никто не делился тем, что и как ответило зеркало. Но оно точно не в голос говорит, — добавила Таня. Уточнение было важное: многие артефакты подобного типа грешили тем, что объявляли свои ответы во всеуслышание, пренебрегая такими понятиями, как «тайна» и «каждому встречному знать не полагается». Иные артефакты ударялись в другую крайность: узнать ответ мог исключительно спросивший, остальные забывали его тут же, даже если им его пересказали.
— Ладно... Проверим, — решился внезапно Соловей и поднялся, быстро, насколько позволяла больная нога, подходя к морде Гоярына. Огонёк поплыл за ним, и Таня осталась в темноте.
От горячего дыхания спящего дракона зеркало быстро запотело, и Соловей принялся быстро водить по нему пальцем. Как Таня ни вглядывалась, ни слова разобрать она не смогла.
Что ответил ему артефакт, Таня знать тем более не могла, однако в лице Разбойник изменился сильно. Его эмоции напомнили Гроттерше её саму после гадания: словно зеркало показало жутчайший бред... ну что там Гоярын, например, на самом деле мечтает их схрумкать, закусив на десерт Тарарахом.
Вернувшись к Тане, он аккуратно положил зеркало обратно в коробку и закрыл её, приваливаясь к спине Гоярына и прикрывая глаза.
— Гроттер... Не обидишься ли ты, если я твой подарок подарю тебе завтра? — спросил он спустя пару минут спокойным голосом, словно ничего не произошло.
— Не думала, что вы собираетесь дарить мне подарок, — хмыкнула Таня.
— Не думал, что соберусь подарить тебе подарок, — серьёзно отозвался Соловей.
— Если это просто... подарок в ответ из вежливости, не нужно, — попросила она. — Подарите мне просто право никогда больше не вставать с Зализиной в пару на тренировках.
Соловей усмехнулся.
— Тогда у тебя будет уже два подарка, а это нечестно, — отказал он. — Ступай, Гроттер, уже поздно.
Двери ангара приоткрылись, намекая, что спорить бесполезно. Разбойник протянул руку и поймал в ладонь огонёк, гася его.
Таня встала и двинулась на выход. Подхватив футляр с контрабасом, она обернулась.
— С Новым годом.
В ответ ей донеслось тихое:
— С Новым годом.
Вернувшись в замок, она словно попала в другой мир: вечеринка из зала Двух стихий перешла на все этажи. Празднующих на самом деле было немного, но впечатление создавалось, что сюда слетелась вся школа.
Она едва успела забросить контрабас в комнату, как её нашёл уже изрядно опьяневший Ягун и куда-то потащил. Хотевшая сначала отсидеться в спальне Таня сдалась и решила, что никто не умрёт, если она один раз позволит себе расслабиться и перестанет пытаться остаться в стороне от веселья.
Она проснулась на утро с больной головой и едва вспомнила, что нужно сделать, чтобы на тумбе появился стакан воды.
Сначала на ней появилась просто вода без стакана и брызнула во все стороны. Сушить тетради Таня не решилась, опасаясь случайно их сжечь. Во второй раз возник стакан, но чему-то из папье-маше и без воды. На третий — стакан с водой, но от воды сильно несло болотом, а на дне плавала кувшинка. Лишь четвёртая попытка увенчалась успехом, и Таня жадно принялась пить.
Уже успевшая привести себя в порядок Гробыня сжалилась и сообщила Гроттерше антипохмельное заклинание. Почувствовав себя значительно лучше, Таня поблагодарила Склепову и отправилась в душ. По пути обнаружилось, что на самом деле уже не утро, а день, джинны уже привели в порядок Тибидохс, а вернувшийся Поклёп Поклёпыч долго брюзжал, а затем вернул ограничение на алкоголь. Перестаравшись, он в порыве воспитательной работы наложил заклятие такой силы, что у кого-то исчез даже кефир, использовавшийся как «народное антипохмельное средство».
Посвежевшая и переодевшаяся Таня вернулась в комнату и заметила, что контрабас лежит не так, как она оставляла его обычно. Проведя ладонью по боку футляра, она вспомнила весь вчерашний вечер в деталях, особенно разговор с Соловьём. Интересно, что за подарок он ей приготовил?..
И где тренера, собственно, искать?
На улице снова валил густой снег, и Таня, как ни пыталась, не смогла обнаружить в себе желания ни лететь, ни идти на драконбольное поле.
К счастью, в замке ещё остались джинны, занимавшиеся до этого уборкой, и один из них снизошёл до разговора с магом, сообщив, что Соловья на драконбольном поле нет, иначе он бы просто не отпустил никуда джиннов, пусть даже и с Поклёп Поклёпычем: из детей Гоярына спал только Ртутный, остальным нужно было наполнить поилки.
Впрочем, к драконам отправился Тарарах. Несмотря на то, что отрывался он вчера не меньше учеников, а выпил так и вовсе больше всех, ни усталость, ни похмелье его не беспокоили, что вызвало зависть у Гуни Гломова, который после наведённого завучем порядка лишился оставленного «на опохмел» пива, а воспользоваться заклинанием не мог ввиду врождённого тугоумия, и даже Гробыня тут ничего не могла поделать.
Соловья Таня нашла, как ни странно, в зале Двух стихий. Обычно полный народу, сейчас он был совершенно пуст, не считая их двоих. Кто-то всё ещё отсыпался после сумасшедшей ночи, кто-то локально собрался в чьей-то спальне, большинство же просто пережидали, пока утихнет Поклёп, чтобы потом продолжить.
— Доброе утро? — усмехнулся Соловей, когда Таня подошла к нему.
— Вы сами когда легли? — буркнула она, пряча рвущуюся на губы улыбку. Она была рада видеть Соловья и особенно рада, что для того, чтобы увидеть его, не пришлось тащиться сквозь метель. Выглядело так, словно раньше она приходила к нему, а теперь он пришёл к ней.
— Я уснул в ангаре Гоярына сразу, как ты ушла, — с непроницаемым лицом сказал Соловей. Он лукавил: сон долго не шёл к нему, занятому размышлениями. — Дай руку, — попросил он, переводя тему, и Таня взглянула на него непонимающе, но руку дала.
Он провёл пальцами по её запястью, а затем застегнул на нём браслет с маленьким кулончиком. Таня поднесла его поближе к глазам и разглядела стрелу с надломленным наконечником.
Соловей наблюдал за ней и неосознанно коснулся шрама на месте выбитого глаза.
Таня вскинула голову.
— Это?..
— Это, — кивнув, тихо подтвердил Разбойник.
Она провела пальцем по стреле, а затем, как-то судорожно вздохнув, наклонилась и быстро поцеловала Соловья в губы, прижимаясь к нему. Соловей обнял было её в ответ, но со стороны коридора послышались голоса, и Таня отпрянула.
— Надеюсь, ты не скажешь, что мне нужно сначала закончить магспиратуру, — быстро выпалила она и, развернувшись, почти выбежала из Зала, оставив Соловья потрясённым и растерянным.
Таня остановилась, когда оказалась у камня со стрелкой отца. Тяжело дыша от быстрой ходьбы и сотни преодолённых ступенек, она привалилась спиной к стене. В глаза бросилась старая, выученная уже наизусть фраза:
«Выше нос, Лео! Мы ещё покажем судьбе мгновенный перевертон!»
Таня усмехнулась про себя. Вот уж точно мгновенный перевертон. Сложно придумать что-то, лучше описывающее происходящее.
Она прикрыла глаза и свистнула купидончика. Хотелось срочно сказать Соловью кое-что, но встречаться с ним лицом к лицу она пока была не готова. Достав из воздуха тетрадь, она досадливо перелистнула первые, ещё влажные страницы, и вырвала лист из середины. Вместо пера в руку ей прыгнул невесть откуда взявшийся голубь. Пару секунд тупо на него посмотрев, Таня поняла, что вместо пера подспудно пожелала получить ручку из своего старого пенала, хранившегося на лоджии в квартире дяди Германа. Она не знала, что тётя Нинель давно уже выбросила все её вещи, и ручки на лоджии просто не было, зато рядом как раз в этот момент пролетал голубь.
Вздохнув, Таня заставила себя успокоиться. Было очевидно, что в моменты волнения и рассредоточенности магия у неё начинает чудить, выдавая совершенно неожиданные результаты. Она попробовала ещё раз и теперь уже достала перо. Даже с чернильницей, которую от неожиданности чуть не разлила.
«Я гадала в ночь перед Рождеством.
Т.»
— За угощением вернёшься позже, — сказала купидончику Таня, складывая лист вдвое и разглаживая на месте сгиба. — Соловью, — она вручила возмущённому купидончику записку. Тот сначала явно собирался стоять на своём, не собираясь и взмаха крыльями сделать без пачки печенья, но затем прикинул, что лететь в пределах острова и махнул рукой. Зато потом можно будет потребовать целых две плитки шоколада. Отсроченная оплата, проценты... Этот купидончик явно переобщался с Семь-пень-дыром.
Конечно, Тане ничего не стоило телепортировать угощение хотя бы и из шкафчика тёти Нинели, как она проделала это недавно с тетрадью, голубем и пером, но её настолько затопили сейчас эмоции, что она опасалась перестараться и перенести сюда сам шкафчик.
Ответ пришёл быстро. На обратной стороне таниного листа было криво, словно Соловей тоже писал на коленях, нацарапано:
«Не скажу.
С.»
И ответ этот явно был на её сказанные последними слова, а не на записку.
Автор: Mycroft Arthur Holmes
Бета: William Gray
Размер: миди; 4206 слов
Пейринг/Персонажи: Соловей/Таня, Гробыня, Ванька, Баб-Ягун, Сарданапал, Поклёп Поклёпыч, Гуня Гломов (намёк на Гробыня/Гуня), намёк на Лиза Зализина/Ванька (односторонний)
Категория: гет
Жанр: драма, флафф
Рейтинг: PG
Краткое содержание: Гробыня и Таня гадают на суженного под Рождество, а Соловей получает в подарок зеркало, рассказывающее о чувствах.
Примечание/Предупреждения: АУ к последним книгам: почти весь курс Тани остался в магспирантуре.
Написано специально для Емце-недельки.
читать дальшеГробыня поставила на стол два зеркала друг на против друга, по краям от них — две чёрных толстых свечи, и удовлетворённо кивнула сама себе.
— Всё, Гроттерша, брысь из комнаты! — скомандовала она.
— С какой это стати, Склеп? — Таня оторвалась от книги по белой магии, которую лениво почитывала время от времени, делая вид, что дополнительные занятия её страсть как заботят, и повернула голову к соседке.
— Гадать буду, — пояснила Гробыня. — Ну Гроттерша, ну не будь упрямой... Гроттершей! Постой пять минут в коридоре, что тебе, жалко, что ли? Или книжки читаются только лёжа? Стоя зрение не так быстро портится? — съязвила она.
— Стоя не так эффективно Безумные стекольщики вызываются, — парировала Таня. Оценивающе взглянув на Склепову, она уступила. Отложила книгу и встала с кровати, потягиваясь. — У тебя ровно пять минут! — сказала она напоследок, но скорее просто для проформы, по давней привычке вечно язвить и не давать Гробыне спуску, чем в самом деле собираясь засекать время.
Она прошлась по коридорам до зала Двух стихий, а затем, поддавшись внезапному порыву, повернула к лестнице и вышла на балкончик. Почти сразу ей стало холодно, и Таня пожалела, что не захватила мантию. Несмотря на то, что по уставу школы (который полностью знал, скорее всего, один только Поклёп Поклёпыч) ученикам полагалось носить мантии всегда, преподаватели смотрели на нарушение этого правила сквозь пальцы. Сама Таня надевала её только в холода: хороший способ утеплиться и сэкономить на тёплой одежде.
На улице шёл снег, и Таня, оперевшись о перила, нагнулась, чувствуя, как на волосы садятся снежинки. Ей было тоскливо. Сердце то ли замерзало вместе с природой, то ли, напротив, стремилось биться быстрее, горяча кровь.
Учёба ей приелась. В магспирантуре на неделе было меньше лекций, чем на курсах школы, зато заданий больше, а каникулы — реже. Ей порой казалось, что, если бы не драконбол, она бы совсем превратилась в зомби. Она теперь не только играла сама, но и тренировала вместе с Соловьём первогодок, присматриваясь к ним и стараясь разглядеть будущие таланты. После тренировок она всё чаще стала оставаться с Соловьём, и они либо сидели на трибунах, либо, если погода не позволяла, уходили в раздевалку и разговаривали. Поначалу — обсуждали игроков, или драконов, или ворчание Дедала Критского, или даже погоду, на которую Таня любила порой поворчать. Для драконболиста не существовало понятия «нелётная погода», и приходилось пересиливать себя, чтобы подняться в воздух в дождь или метель. Правда, неохота её брала только пока она стояла на земле, уже через пять минут полёта восторг захватывал её, и погода отходила на второй план.
Но невозможно было каждый раз обсуждать одно и то же: игроки не менялись каждый месяц, драконы вели себя в целом одинаково, Дедал раз от разу не выдавал ничего нового, и даже погода не изобиловала особым разнообразием. И постепенно к темам разговоров добавилась танина учёба. Первое время, необъяснимо для Тани, Соловей реагировал на это мрачно, но неизменно помогал ей, хотя Гроттер и не просила. Лишь потом она поняла, что старый тренер считал, будто им пользовались, и испытала целую гамму чувств от обиды, что тот о ней такого мнения, до удивления, от чего он в таком случае сразу не отправил её в библиотеку к джинну Абдулле. Не осталась в стороне и уязвлённая гордость: Соловей правда думает, что она так никчёмна, что сама не справится?
Но больше всего Таня не могла понять, почему он всё же помогал ей, если это так претило его натуре и казалось ему... унизительным? Логика и здравый смысл подсказывали, что Соловей мог хотеть, чтобы у неё оставалось больше времени на драконбол, а тихий голосок в глубине души, что можно было назвать интуицией, шептал, что Соловей просто хотел проводить время с Таней, и не так важно, чем они занимаются.
На балкон вышел Ванька, держащий в руках пряник. Над его ухом пищал, потрясая письмом, купидончик. Валялкин освободил пряник от упаковки и протянул крылатому почтальону. Тот с довольным видом запихал пряник в сумку, сверху небрежно сунул конверт и полетел, то и дело проваливаясь в воздушные ямы.
— Родителям пишешь? — спросила Танька, провожая купидончика взглядом.
Ванька кивнул.
— Рождество. Отец... отмечает, — неохотно ответил он. Таня уловила невысказанное: отец не столько отмечал, сколько использовал это как повод выпить.
— Так вот чего Гробыня... — догадалась она, но осеклась, бросив взгляд на Ваньку.
— Чего Гробыня? — будто не заметив её заминки, переспросил тот.
— Увлеклась гаданиями, — пояснила Таня не более охотно, чем ранее Ваня упоминал отца. И о чём, спрашивается, они вообще могли говорить, если куда ни ткни, так запретная тема?
— На суженного? — спросил он. Танька кивнула. — А ты? Не гадаешь?
— И без гаданий мне... суженных хватает, — буркнула Таня и резко вскинула голову, отчего снежинки, успевшие покрыть её голову, взметнулись, устраивая локальный снегопадик. — Я замёрзла, — заявила она и быстро ушла с балкона.
Избегать Ваньку она начала как-то незаметно, лишь на совместных парах продолжая неизменно садиться с ним, но просто для того, чтобы это место не заняла Зализина. Конечно, позиция «сам не гам и другому не дам» чести ей не делала, но она была согласна на кого угодно рядом с Ваней, только не на Лизку, и сама не могла объяснить такой избирательности.
Она влюблялась в Ваньку медленно и словно неохотно, не до конца понимая, что вообще такое «любовь» и с чем её едят, а разлюбила как-то в раз, просто проснувшись утром и не обнаружив на привычном месте привычных чувств, хотя ещё долго ревновала его, считала своим и не согласна была отпустить, и её саму тяготило это несоответствие мыслей и действий.
Вернувшись в комнату, Таня обнаружила осколки зеркал и оплавленные подсвечники. Склепова валялась на кровати, сложив ноги на подушке, и листала «Сплетни и бредни». Увидев Гроттершу, она отшвырнула журнал и села на кровати.
— Они показали мне Гуню! Прикинь? Мне, такой замечательной, всю жизнь жить с этим... мужланом? — запнувшись и не сразу подобрав Гломову подходящего определения, гневно выдала она. — Я так и представляю себе, как в старости прошу этот Гломус-вломус принести мне стакан воды! А ты чего такая мокрая? — без перехода спросила Гробыня, окинув Таню внимательным взглядом. — Рыдала возле камушка? — вкрадчиво добавила она, имея в виду, конечно, тот камень, на котором Леопольд Гроттер оставил стрелку-направление на Лысую гору.
— Принимала душ в одежде, — огрызнулась Таня, которой Склепова попала по больному месту, и сердито буркнула заклинание, высушивая кофту и волосы. Распалившись, она выстрелила ещё несколькими искрами, Какновусом чиня зеркала и восстанавливая подсвечники. Одна из искр получилась красной, и Таня потрясла руку с перстнем, словно это была его вина.
Гробыня прищурилась. Цвет искры не остался ею незамеченным.
— Кто-то слишком много играет в драконбол? — насмешливо поинтересовалась она. Разумеется, имелось в виду, что кто-то слишком много общается с Соловьём, но Гробыня была девушкой дальновидной, научившейся различать настроение Тани, и потому воспользовалась нейтральной формулировкой. — Ванечка-то не ревнует? — не получив отпора сразу, она мгновенна стала наглее.
— Сиди со своим Гуней и не лезь в чужие отношения, — фыркнула Таня.
— Да ну, это просто гадание дурацкое, — поморщилась Склепова. Она и так слишком долго удерживала в себе возмущение, чтобы пожаловаться Гроттерше, и сейчас быстро отошла, вновь становясь собранной и деловитой. — Оно всё врёт. Давай ты тоже погадаешь?
— Я не буду, — отказалась Танька, но Гробыня, не слушая её, уже доставала новую пару свечей.
Воткнув их в подсвечники и выровняв зеркала, она проинструктировала Таню:
— Выключаешь свет, зажигаешь свечи и смотришь в отражение зеркала в зеркале.
— «Чур меня» говорить? — вздохнув, поинтересовалась Гроттер. Она уже поняла, что ей не отвертеться. Да и не очень-то хотелось, если быть честной. Любопытство потихоньку побеждало.
— Ага, особенно если мертвяка увидишь, — насмешливо подтвердила Гробыня. — То-то он рад будет, если ты зачураешься, — она хмыкнула и выскользнула из комнаты, оставляя Таню наедине с зеркалами.
Та ещё помедлила с минуту, но затем шепнула Пробкис вырубонис и сразу после — Панидис паленус. Одна за другой полыхнули две зелёные искры. Свет погас, а свечи загорелись.
Таня вглядывалась в зеркало, но видела лишь своё отражение и отсвет свечей. Раздосадованная, она уже подняла было руку, чтобы затушить их, но тут что-то неуловимо изменилось, и в коридоре отражений появилось мужское лицо. Едва увидев повязку на глазу, она узнала его и резко вскочила, ударив коленом стол. Упала и погасла одна их свечей, и видение тут же исчезло.
Когда Гробыня вернулась в комнату, зеркала и свечи стояли на своих местах. Таня убрала даже капли воска, оставшиеся от упавшей свечки.
— Ты права, дурацкое гадание, — сказала она, не дожидаясь вопроса.
— Что, поручика Ржевского показало? — заржала Гробыня.
— Тоже Гломова, — с невозмутимым видом отозвалась Таня, с удовольствием отмечая мелькнувшую на лице Склеповой тревогу. Гуня ей был как будто не нужен, но он всегда оставался «крайним вариантом», наличие которого успокаивало и придавало уверенности.
Утром Таня отправилась на Белую магию к Сарданапалу, а после — в библиотеку, вернуть «условно дочитанную» книгу и взять какой-нибудь справочник по гаданиям. Может быть, Гробыня ошиблась, и это гадание показывало... любимого преподавателя? Хотя Гломов, конечно, на преподавателя походил мало. Тогда... любимого собеседника? Снова сомнительно: Гробыня, конечно, обладала извращёнными вкусами, но даже она вряд ли находила беседы с Гуней настолько увлекательными. Куда ни глянь, а иначе появление Гуни, кроме как любовью, которая, как известно, зла, объяснить было сложно. Оно выходило натянутым, это объяснение. Получалось, что и Соловей... Думать об этом было неловко. Все их разговоры касались весьма общих тем и никогда — личных, а тут она вдруг придёт и признаётся Разбойнику в любви? Она могла представить, как он хмыкнет, постучит себя костяшками по лбу, а затем рявкнет, чтобы она выбросила весь бред из головы и шла на поле, а сам ляжет на нижнюю трибуну и будет долго-долго неотрывно смотреть на неё под бормотание Дидала Критского. Вот бы попросить Ягуна подзеркалить его в этот момент, да только вряд ли Соловей так просто поддастся, а подставлять друга не хотелось.
Книг про гадания, как и про любовь с её любовными заклинаниями, в библиотеке находилось великое множество, можно было запросто убить не один вечер даже на быстрое пролистывание. И как только у Гробыни хватало терпения изучать всё это?
Впрочем, то гадание, которое искала Таня, встречалось часто и везде отмечалось, как одно из самых точных, так что она остановилась уже на первых пяти книгах. Конечно, можно было бы ограничиться и вовсе одной, но привычка — страшная сила: при выполнении домашних заданий всегда рекомендовалось пользоваться несколькими источниками.
Выйдя из библиотеки, Таня поспешила в зал Двух стихий на обед: завтрак она сегодня проспала, и есть сейчас хотелось просто зверски.
Скатерть попалась приличная — картофельная, и Таня уплетала драники за обе щёки под ворчание недовольного Ягуна. Шоколадная скатерть попадалась им последний раз дней пять назад, и тот считал, что это слишком давно.
— Не иначе как наш стол прокляли! — заявлял он и после обеда убегал то к Ягге, то к себе в комнату за новым лысогорским каталогом «Примочки крутых магов», выискивая очередной амулет, способный снять проклятие и вернуть ауру удачливости. Таня, не без оснований считавшая, что шоколадная скатерть и раньше попадалась им не чаще, смотрела на его беготню сквозь пальцы, разделяя мнение Гробыни «Человек без загонов — мёртвый человек!», любившей этой фразой оправдывать любой свой поступок, не вписывающийся в рамки негласных правил общества, в котором она находилась в тот или иной момент.
Утолив первый голод, Таня включилась в застольный разговор и принялась поглядывать по сторонам, то и дело бросая взгляд на Соловья, раз от разу тревожнее.
Сегодня был последний учебный день перед зимними каникулами, на которые очень многие покинут замок: ученики отправятся по домам проведать родных, а магспиранты, особенно из тёмных, собирались праздновать Новый год на Лысой горе. Она становилась в это время особенно неспокойной, но именно щекотавшее нервы ощущение опасности всех туда и влекло.
В замке оставались немногие; из команды по драконболу, не считая их с Ягуном, человека два или три. О полноценных тренировках в таком составе речи и не шло, а уж если учесть, что эти два или три человека... да и Ягун, пожалуй, тоже, скорее всего захотят под разными предлогами откосить, Таня имела все шансы остаться с Соловьём на заснеженном поле один-на-один. Сможет ли она сделать вид, что ничего не изменилось, и скрыть свои мысли от проницательного Соловья? Если бы...
Стоило ей подумать про каникулы и про Соловья в одно время, как она вспомнила про Новый год и подарки. Ваньке и Ягуну она их уже заготовила, а вот нужно ли дарить что-то тренеру? Другим преподавателям она собиралась преподнести особые магические открытки, но, если говорить откровенно, это было скорее просто чтобы продемонстрировать свои успехи: посмотрите, чего я достигла! Папа, которого мне то и дело ставили в пример на первых курсах обучения, мог бы мной гордиться!
Перед Соловьём хвастаться не хотелось. Да и магия как таковая его беспокоила мало. Подарить что-то, связанное с драконболом? Сомнительно, что она сможет его удивить: за четыреста лет страстного увлечения этим видом спорта чего он только ни видал.
Вечером тридцать первого в зале Двух стихий начался праздник. Все столы были сдвинуты в одну линию, на них красовались самые «вкусные» скатерти из ежедневного набора и несколько из личного запаса академика.
Преподаватели тоже были в усечённом составе: вовсе не все из них хотели провести праздники в обществе коллег. В том числе отсутствовал Поклёп Поклёпыч, и Сарданапал, задумчиво пошевелив усами, снял ограничение на алкоголь для старших. Дело пошло веселее. Кто-то притащил лопухоидный mp3-проигрыватель и колонки, на шум слетелись привидения, предприимчивый Ягун, послав пару купидончиков Шурасику, соорудил магическое подобие диско-шара, и «культурный» «тихий» вечер мало-помалу превращался в весёлую вечеринку. За полчаса до полуночи притащилась Гробыня, заявившая, что Лысая гора успела её достать и всей радости там — заполонившие дороги мертвяки, клянчащие поздравление с такой частотой, что тюфяков для всех не напасёшься, и с её появлением даже заядлые тихони слетели с катушек.
Когда Склепова после третьего бокала шампанского подряд (с дороги очень пить хотелось!) заявила «плевать, что это не Рождество, а Новый год» и начала развешивать всюду омелу, Таня поняла: настал момент уходить по-английски.
Дойдя до комнаты, она взглянула на часы: до полуночи оставалось пять минут. Соловья не было в общем зале, и либо он в таком случае находился на драконбольном поле, либо Таня ни черта его не знала.
Подхватив коробочку с подарком, она вскочила на контрабас и вылетела через окно своей спальни.
На трибунах было пусто, в раздевалке — тоже, и оставался только один вариант. Аккуратно соскочив с контрабаса и убрав его в футляр, Таня приоткрыла ворота ангара Гоярына. Буквально щёлочку, чтобы быстро протиснуться и не разбудить чуткого дракона полоской лунного света.
— Гроттер? — раздался в темноте негромкий знакомый голос, и Таня чуть улыбнулась: угадала. Она оставила инструмент у входа и наощупь двинулась в темноте, не став дожидаться, пока глаза привыкнут ко тьме.
Споткнувшись, она чуть не упала, но вовремя была подхвачена Соловьём. Смущённо высвобождаясь и присаживаясь рядом, она внезапно поняла, что, оказывается, давно хотела проверить, насколько сильны его руки и крепки объятия.
Прижавшись спиной к тёплому боку Гоярына, Таня нащупала ладонь Соловья. Она хотела вложить в неё свой подарок, но Разбойник внезапно сжал её пальцы, и она так и замерла, боясь даже дышать громко.
— Что ты здесь делаешь? — спросил наконец Соловей, отпуская её руку.
— Принесла вам подарок, — отчего-то шёпотом ответила Таня, сбитая с толку. Она протянула коробочку и случайно коснулась ею его несгибающегося колена.
Вздохнув, Соловей что-то быстро шепнул и в воздухе перед ними зажёгся огонёк. Таня давно заметила, что преподаватели часто произносят заклинания едва слышно, и гадала, к чему это. Они используют что-то тайное? Или хотят создать впечатление, что пользуются невербальной магией? Ей было невдомёк, что эта привычка у многих сохранилась со времён магических воин, когда дать противнику понять, какое заклинание ты использовал, значило подписать себе смертный приговор. Другие же просто перенимали её, хотя часто сами не знали первопричины.
Взяв коробочку, Соловей зубами разорвал ленту и снял крышку. Внутри лежало зеркало. Он хмыкнул.
— А набора косметики под потайным дном ты не спрятала?
— Это зеркало, открывающее истинное отношение человека к кому-либо или чему-либо, — пояснила Таня, видя, что Соловей не спешит брать его в руки. — Обычно его использовали влюблённые, чтобы узнать, взаимны ли их чувства.
— Подозреваешь меня в тайной влюблённости? — тихо фыркнул Разбойник, перебивая Таню. Та смутилась.
— Нет, я просто... Я прочитала, что оно подходит не только для этого. Ну, все обычно использовали его из-за любви, но его можно также спрашивать и про увлечения... чтобы узнать, это на неделю или на всю жизнь. И я подумала, что можно так проверять игроков перед тем, как взять их в сборную... — закончила она совсем тихо и неуверенно. Казавшаяся блестящей поначалу идея, озвученная вслух, потеряла всю привлекательность и выглядела просто жалкой.
Соловей всё-таки взялся за ручку зеркала и взглянул в него, выглядя задумчивым.
— Ты его проверяла? — спросил он, изучая танино отражение.
— Нет, тот, кто первым спросит у зеркала что-то, становится его хозяином на следующие пять лет. А если он решает продать или подарить его кому-то, то зеркало его проклинает, — смущённо добавила она.
— Так и думал, что где-то тут есть подвох, — усмехнулся Соловей. Судя по его виду, после такого уточнения зеркало стало нравиться ему куда-то больше.
«Тёмный маг, что с него взять...», — подумала Таня.
— Ревнивые артефакты обычно наиболее точны в выполнении своих функций. Оно проклинает потому, что его даром пренебрегли, и слишком дорожит собой, чтобы оставаться у кого-то одного надолго, — проговорил Соловей, словно объяснял свой внезапно возникший интерес, и Таня всполошилась: не подзеркаливает ли? Но блок был на месте, и она успокоилась. — Где ты взяла его? — спросил он вдруг, опуская руку с зеркалом и глядя на Гроттер уже открыто.
— В лавке проклятых предметов на Лысой горе, — ответила она с ребяческим блеском в глазах.
— Что-о? — протянул Соловей, ожидая, видимо, услышать историю в духе «взяла случайно, а на нём и проклятия нет» (и тут он бы напомнил про отсроченные проклятия) или «взяла несколько предметов с противоположными проклятиями, и они нейтрализовали друг друга» (и тут он бы сказал, что поступок по-идиотски безрассудный, ведь чаще проклятия, наоборот, усиливают друг друга, а не стремятся победить).
— Я попросила однорукого мертвяка принести его, пообещав взамен помочь ему закопаться на рассвете, — произнесла Таня, явно гордясь своей находчивостью.
Соловей хмыкнул. Этот вариант ему понравился.
— Нужно, чтобы стекло запотело. Тогда на нём пишется вопрос. Отвечает зеркало как-то также, — Таня вспомнила, наконец, что так и не объяснила, как им пользоваться.
— «Как-то также»? — уцепился за формулировку Соловей.
— Про это было смутно написано, — призналась она. — Почти никто не делился тем, что и как ответило зеркало. Но оно точно не в голос говорит, — добавила Таня. Уточнение было важное: многие артефакты подобного типа грешили тем, что объявляли свои ответы во всеуслышание, пренебрегая такими понятиями, как «тайна» и «каждому встречному знать не полагается». Иные артефакты ударялись в другую крайность: узнать ответ мог исключительно спросивший, остальные забывали его тут же, даже если им его пересказали.
— Ладно... Проверим, — решился внезапно Соловей и поднялся, быстро, насколько позволяла больная нога, подходя к морде Гоярына. Огонёк поплыл за ним, и Таня осталась в темноте.
От горячего дыхания спящего дракона зеркало быстро запотело, и Соловей принялся быстро водить по нему пальцем. Как Таня ни вглядывалась, ни слова разобрать она не смогла.
Что ответил ему артефакт, Таня знать тем более не могла, однако в лице Разбойник изменился сильно. Его эмоции напомнили Гроттерше её саму после гадания: словно зеркало показало жутчайший бред... ну что там Гоярын, например, на самом деле мечтает их схрумкать, закусив на десерт Тарарахом.
Вернувшись к Тане, он аккуратно положил зеркало обратно в коробку и закрыл её, приваливаясь к спине Гоярына и прикрывая глаза.
— Гроттер... Не обидишься ли ты, если я твой подарок подарю тебе завтра? — спросил он спустя пару минут спокойным голосом, словно ничего не произошло.
— Не думала, что вы собираетесь дарить мне подарок, — хмыкнула Таня.
— Не думал, что соберусь подарить тебе подарок, — серьёзно отозвался Соловей.
— Если это просто... подарок в ответ из вежливости, не нужно, — попросила она. — Подарите мне просто право никогда больше не вставать с Зализиной в пару на тренировках.
Соловей усмехнулся.
— Тогда у тебя будет уже два подарка, а это нечестно, — отказал он. — Ступай, Гроттер, уже поздно.
Двери ангара приоткрылись, намекая, что спорить бесполезно. Разбойник протянул руку и поймал в ладонь огонёк, гася его.
Таня встала и двинулась на выход. Подхватив футляр с контрабасом, она обернулась.
— С Новым годом.
В ответ ей донеслось тихое:
— С Новым годом.
Вернувшись в замок, она словно попала в другой мир: вечеринка из зала Двух стихий перешла на все этажи. Празднующих на самом деле было немного, но впечатление создавалось, что сюда слетелась вся школа.
Она едва успела забросить контрабас в комнату, как её нашёл уже изрядно опьяневший Ягун и куда-то потащил. Хотевшая сначала отсидеться в спальне Таня сдалась и решила, что никто не умрёт, если она один раз позволит себе расслабиться и перестанет пытаться остаться в стороне от веселья.
Она проснулась на утро с больной головой и едва вспомнила, что нужно сделать, чтобы на тумбе появился стакан воды.
Сначала на ней появилась просто вода без стакана и брызнула во все стороны. Сушить тетради Таня не решилась, опасаясь случайно их сжечь. Во второй раз возник стакан, но чему-то из папье-маше и без воды. На третий — стакан с водой, но от воды сильно несло болотом, а на дне плавала кувшинка. Лишь четвёртая попытка увенчалась успехом, и Таня жадно принялась пить.
Уже успевшая привести себя в порядок Гробыня сжалилась и сообщила Гроттерше антипохмельное заклинание. Почувствовав себя значительно лучше, Таня поблагодарила Склепову и отправилась в душ. По пути обнаружилось, что на самом деле уже не утро, а день, джинны уже привели в порядок Тибидохс, а вернувшийся Поклёп Поклёпыч долго брюзжал, а затем вернул ограничение на алкоголь. Перестаравшись, он в порыве воспитательной работы наложил заклятие такой силы, что у кого-то исчез даже кефир, использовавшийся как «народное антипохмельное средство».
Посвежевшая и переодевшаяся Таня вернулась в комнату и заметила, что контрабас лежит не так, как она оставляла его обычно. Проведя ладонью по боку футляра, она вспомнила весь вчерашний вечер в деталях, особенно разговор с Соловьём. Интересно, что за подарок он ей приготовил?..
И где тренера, собственно, искать?
На улице снова валил густой снег, и Таня, как ни пыталась, не смогла обнаружить в себе желания ни лететь, ни идти на драконбольное поле.
К счастью, в замке ещё остались джинны, занимавшиеся до этого уборкой, и один из них снизошёл до разговора с магом, сообщив, что Соловья на драконбольном поле нет, иначе он бы просто не отпустил никуда джиннов, пусть даже и с Поклёп Поклёпычем: из детей Гоярына спал только Ртутный, остальным нужно было наполнить поилки.
Впрочем, к драконам отправился Тарарах. Несмотря на то, что отрывался он вчера не меньше учеников, а выпил так и вовсе больше всех, ни усталость, ни похмелье его не беспокоили, что вызвало зависть у Гуни Гломова, который после наведённого завучем порядка лишился оставленного «на опохмел» пива, а воспользоваться заклинанием не мог ввиду врождённого тугоумия, и даже Гробыня тут ничего не могла поделать.
Соловья Таня нашла, как ни странно, в зале Двух стихий. Обычно полный народу, сейчас он был совершенно пуст, не считая их двоих. Кто-то всё ещё отсыпался после сумасшедшей ночи, кто-то локально собрался в чьей-то спальне, большинство же просто пережидали, пока утихнет Поклёп, чтобы потом продолжить.
— Доброе утро? — усмехнулся Соловей, когда Таня подошла к нему.
— Вы сами когда легли? — буркнула она, пряча рвущуюся на губы улыбку. Она была рада видеть Соловья и особенно рада, что для того, чтобы увидеть его, не пришлось тащиться сквозь метель. Выглядело так, словно раньше она приходила к нему, а теперь он пришёл к ней.
— Я уснул в ангаре Гоярына сразу, как ты ушла, — с непроницаемым лицом сказал Соловей. Он лукавил: сон долго не шёл к нему, занятому размышлениями. — Дай руку, — попросил он, переводя тему, и Таня взглянула на него непонимающе, но руку дала.
Он провёл пальцами по её запястью, а затем застегнул на нём браслет с маленьким кулончиком. Таня поднесла его поближе к глазам и разглядела стрелу с надломленным наконечником.
Соловей наблюдал за ней и неосознанно коснулся шрама на месте выбитого глаза.
Таня вскинула голову.
— Это?..
— Это, — кивнув, тихо подтвердил Разбойник.
Она провела пальцем по стреле, а затем, как-то судорожно вздохнув, наклонилась и быстро поцеловала Соловья в губы, прижимаясь к нему. Соловей обнял было её в ответ, но со стороны коридора послышались голоса, и Таня отпрянула.
— Надеюсь, ты не скажешь, что мне нужно сначала закончить магспиратуру, — быстро выпалила она и, развернувшись, почти выбежала из Зала, оставив Соловья потрясённым и растерянным.
Таня остановилась, когда оказалась у камня со стрелкой отца. Тяжело дыша от быстрой ходьбы и сотни преодолённых ступенек, она привалилась спиной к стене. В глаза бросилась старая, выученная уже наизусть фраза:
«Выше нос, Лео! Мы ещё покажем судьбе мгновенный перевертон!»
Таня усмехнулась про себя. Вот уж точно мгновенный перевертон. Сложно придумать что-то, лучше описывающее происходящее.
Она прикрыла глаза и свистнула купидончика. Хотелось срочно сказать Соловью кое-что, но встречаться с ним лицом к лицу она пока была не готова. Достав из воздуха тетрадь, она досадливо перелистнула первые, ещё влажные страницы, и вырвала лист из середины. Вместо пера в руку ей прыгнул невесть откуда взявшийся голубь. Пару секунд тупо на него посмотрев, Таня поняла, что вместо пера подспудно пожелала получить ручку из своего старого пенала, хранившегося на лоджии в квартире дяди Германа. Она не знала, что тётя Нинель давно уже выбросила все её вещи, и ручки на лоджии просто не было, зато рядом как раз в этот момент пролетал голубь.
Вздохнув, Таня заставила себя успокоиться. Было очевидно, что в моменты волнения и рассредоточенности магия у неё начинает чудить, выдавая совершенно неожиданные результаты. Она попробовала ещё раз и теперь уже достала перо. Даже с чернильницей, которую от неожиданности чуть не разлила.
«Я гадала в ночь перед Рождеством.
Т.»
— За угощением вернёшься позже, — сказала купидончику Таня, складывая лист вдвое и разглаживая на месте сгиба. — Соловью, — она вручила возмущённому купидончику записку. Тот сначала явно собирался стоять на своём, не собираясь и взмаха крыльями сделать без пачки печенья, но затем прикинул, что лететь в пределах острова и махнул рукой. Зато потом можно будет потребовать целых две плитки шоколада. Отсроченная оплата, проценты... Этот купидончик явно переобщался с Семь-пень-дыром.
Конечно, Тане ничего не стоило телепортировать угощение хотя бы и из шкафчика тёти Нинели, как она проделала это недавно с тетрадью, голубем и пером, но её настолько затопили сейчас эмоции, что она опасалась перестараться и перенести сюда сам шкафчик.
Ответ пришёл быстро. На обратной стороне таниного листа было криво, словно Соловей тоже писал на коленях, нацарапано:
«Не скажу.
С.»
И ответ этот явно был на её сказанные последними слова, а не на записку.
@темы: фанфики, PG-13, Таня Гроттер
-
-
17.02.2017 в 13:40Неожиданное, ну, скажем так, сочетание главных героев, однако, что-то здесь есть. Цепляет, завораживает, полностью удовлетворяет по окончании прочтения, да и в процессе не возникает отторжения.
Очень понравилось, большое спасибо за чудесную работу!
-
-
17.02.2017 в 22:46ни с кем кроме Ваньки и Глеба
А как же Ург?
Да, для меня этот пейринг тоже был неожиданнымОчень рад, что получилось уютно, мирно и правильно