[Mycroft Arthur Holmes]

Название: Крылья на двоих
Автор:  Mycroft Arthur Holmes
Бета:  William Gray
Размер: мини, 3333 слова
Пейринг/Персонажи: Арей/Мефодий, Дафна, Троил, упоминаются Улита и Эссиорх
Категория: слэш
Жанр: драма
Рейтинг: NC-17
Краткое содержание: Арей учит Мефодия летать.
Примечание/Предупреждения: спойлеры к Ошибке грифона.
Можно поднести мышку к такому тексту, сюрприз будет.
Написано специально для Емце-недельки.


Мефодий коснулся углубления в медальоне. За его спиной появились крылья, которые Арей тут же окинул оценивающим взглядом.

— Завидуете? — тихо спросил Меф. Очень тихо — тыкать мечника в больное место не хотелось. Но вместе с тем под его взглядом Буслаеву было чертовски неуютно, и вопрос сам сорвался с губ.

Арей хмыкнул, но вышло невесело. Завидовал ли он? Вовсе нет. Свой выбор он сделал давно, очень давно, и научился за эти годы не жалеть о нём.

— Что ты уже умеешь, синьор помидор?

Меф пожал плечами, что было больше похоже на передёргивание, и взмахнул крыльями. Он не был уверен, что Арей посчитает умением, а к чему отнесётся как к само собой разумеющемуся.

Пока он хорошо научился только одному — чувствовать крылья как продолжение самого себя, а не как что-то отдельное. Стражи света получали крылья по праву рождения и относились к ним как обычный человек — к рукам или ногам, Мефодий же обрёл их уже во взрослом возрасте, и ему пришлось приложить усилия, чтобы перестать задумываться каждую секунду, какое движение он сейчас сделал. Это было как бег по лестнице — пока ты просто бежишь, всё идёт ровно, но как только начинаешь анализировать то, как именно переставляешь ноги, сразу сбиваешься и рискуешь преодолеть ступеньки ещё быстрее, но уже кубарем скатившись вниз.

— Всё с тобой ясно, — резюмировал Арей. Меф подумал, что тот будет над ним смеяться, но мечник оставался серьёзным. — Когда ты двигаешь крыльями, ты чувствуешь потоки воздуха? — спросил он.

Меф не слишком уверенно кивнул. Потоки он чувствовал — и ещё как, но пока всё, что он сумел с ними сделать — это сбить Даф с ног в первом случае и уронить самого себя во втором.

— Суть полёта — управлять не столько крыльями, сколько потоками воздуха, используя ветер себе на благо, когда это возможно, и создавая собственный во всех остальных случаях, — сказал Арей. Он подошёл к Мефу ближе и положил ладонь ему на крыло, медленно ведя пальцами по перьям. — Чувствуешь? — негромко спросил он.

Мефодий сглотнул и кивнул. До этого момента к его крыльям никто не прикасался, и он не догадывался даже, что это так... приятно. Словно в перьях были нервные окончания и мощнейшие центры удовольствия. Внезапно Арей изменился в лице. Он схватил маховое перышко ближе к основанию и дёрнул, вырывая. Меф вскрикнул и отшатнулся.

— Не представляешь, как легко было бы сейчас срезать твои крылья, — с неприятной усмешкой сказал Арей, прикасаясь кончиком пера к своим губам.

— Вы больше не тёмный страж, — воскликнул Мефодий.

— А какой же, синьор помидор? Светлый? — иронично спросил Арей.

— Вы в Эдеме, — напомнил Меф.

— Ты тоже. Где твоя дудочка, ээ?

Буслаев понял, что Арей издевается, и сердито насупился. Флейты у него действительно с собой не было. Вместе с нотами каких-то маголодий, написанными рукой юной Дафны, которые та, порывшись в своих старых конспектах, великодушно ему отдала, она валялась у него в столе.

— А что, вы хотите научить меня играть? — спросил он с вызовом.

— Всё, что я хочу, никак не связано с тобой, Буслаев, — отрезал Арей, мгновенно приходя в себя и тяжёлым взглядом глядя на ученика. Насмешка слетела с него, словно от порыва ветра. Ему внезапно пришло в голову, что он беззащитен: меча с ним больше нет, и Арей старался вовсе о нём не думать, иначе захочет узнать, где он теперь и у кого, и будет мучиться от невозможности вернуть его себе — кто позволит ему разгуливать по Эдему с тёмным клинком, унёсшим столько жизней? Маголодии же, которые Арей когда-то знал и всё ещё помнил, хотя и вряд ли теперь сумел бы чисто исполнить, никогда не были оружием: в те времена никому бы и в голову не пришло направить свет кому-то во зло. Уже потом, когда стражи мрака стали по-настоящему опасны, светлым пришлось чем-то ответить.

Мефодий неловко взмахнул крыльями и переступил с ноги на ногу, чтобы не упасть. Он видел, что Арей о чём-то задумался, и не хотел его отвлекать, ещё по Дмитровке помня, что тот этого не любит.

Но Арей и сам уже вынырнул из своих мыслей, помрачневший. Ему пришло в голову, что здесь, в Эдеме, оружие ему и не нужно: максимум, кто захочет на него напасть, — нежить, да и та скорее из вредности, чем от злобы. И было очень странно осознавать, что он настолько привык к постоянной смутной угрозе, настолько привык всё время быть настороже, что теперь чувствовал себя неуютно. Он долгое время после ухода скучал по Эдему и мечтал вернуться, а теперь...

— Так ты ничему не научишься. Идём, — вдруг сказал он и повёл Мефа за собой. Конечно, за столько тысячелетий здесь всё изменилось, но то, что ему нужно, должно было остаться на месте.

— Почему не научусь? Мы даже не начали, — возмутился Мефодий, идя за Ареем. Крылья он держал материализованными, и каждый порыв ветра норовил сбить с ног. Пришлось взлететь. Правда, тут открывались другие проблемы: каждый порыв ветра норовил утянуть его в сторону, и едва Меф расслаблялся, как его начинало болтать словно самолёт в зоне турбулентности.

— Потому что я знаю, как ты «учишься», синьор помидор, — отозвался Арей, пристально наблюдая за Мефом. Он напоминал ему человека, который взял пакет с двумя арбузами мизинцем и понёс, жалуясь, что «пальчик бо-бо», но не догадываясь, что нести можно в руке целиком. А уж если взять по одному в каждую руку, так вообще красота будет.

Арей привёл его на скалу, с которой сам когда-то любил «нырять». Меф, который к тому времени устал, сложил крылья и шёл пешком, опасливо подошёл к краю.

— Вы... — начал было Меф, но Арей его перебил:

— Я. Прыгай.

— Я разобьюсь, — слабо возразил Меф.

— У тебя есть крылья, и ты в Эдеме, — раздражённо напомнил ему Арей, шагнул ближе и просто столкнул Мефа вниз.

Первые секунды он с криком свободно падал, а затем догадался материализовать крылья, в которые сразу ударила волна воздуха, словно пытаясь «надуть» крылья как парашют. Падение замедлилось, похожее теперь скорее на резкий спуск — плавности в движениях у Мефа, разумеется, пока не было. На пробу взмахнув крыльями, Буслаев заметил, что у него это получилось легче, чем когда он пытался подняться с земли.

«И что, мне теперь каждый раз искать высоту, с которой можно сверзнуться, когда я захочу куда-то полететь?», — недовольно подумал он.

Река, которая шумела внизу, огибая скалу, приближалась. Прикинув, что мокнуть ему не особо хочется, Меф попробовал полететь вперёд — и тут вернулось прежнее напряжение. Каждый взмах крыльев требовал таких усилий, будто Мефодий летел не один, а держал в одной руке Улиту, а в другой — тётю Нинель.


Арей всё-таки принялся учить Мефодия не только тем, что скидывал его со скал и утёсов. Рассказывал про сами крылья и про каждое перо в отдельности, учил понимать, как угол их изгиба, плотность и форма влияют на полёт, объяснял фигуры пилотажа. Иногда к ним присоединялась Дафна и бралась демонстрировать на практике то, о чём говорил Арей, а тот ворчал, критикуя её полёт. Дафна относилась к этому спокойно: летать она любила, но прекрасно осознавала, что не лучшая в этом деле.

Меф замечал, что та в целом стала мягче и уравновешеннее, чем была на Земле. Эдем положительно на неё влиял, она теперь не вспыхивала светом от раза к разу, а светила ровно и радостно.

Арея же, казалось, Эдем, напротив, портил. Он становился язвительнее и критичнее, и порой Мефу в самом деле казалось, что тот сейчас замахнётся рукой, будто держа в ней меч, готовый зарубить тех, кто его разозлил. Но если Арей и оставался в чём-то хорош сейчас, когда был лишён и крыльев, и меча, так это в самоконтроле.

Когда Мефодий заговорил об этом с Даф, та возразила, что дело не столько в самоконтроле, сколько в привычке Арея давить переживания и эмоции в себе.


Первой идею о том, что нужно позвать Арея, чтобы тот научил Буслаева летать, высказала Улита, когда и Дафна, и парочка инструкторов-златокрылых провалились. Как она умудрилась убедить в этой безумной идее Эссиорха, оставалось загадкой, но тот пошёл с этим к Троилу. Потом к нему присоединилась Даф, которая хотела поддержать своего хранителя и которая поддалась уговорам Мефа. В конце концов рот открыл и сам Меф, перестав использовать Дафну как буфер между ним и Троилом. Не выдержав натиска, тот сдался, и Арей получил прощение света.

Когда тот появился в Эдеме, Троил не стал к нему подходить, наблюдая издали. Он знал, что Арей не готов для света. Он не раскаялся, а прощение прежде раскаяния — худшее, что только может случиться с виноватым. Троил опасался, и его опасения оправдывались.


Когда Мефодий стал не просто уверенно держаться в воздухе, а начал летать легко и непринуждённо, словно правда родился с крыльями, Арей решился показать ему самое любимое своё развлечение и отвёл его на водопад. Он летал там раньше, красуясь: бросался вниз, стремительно набирая скорость и скользя по воздуху у самой воды, а затем, когда до реки, в которую впадал водопад, оставался какой-то метр, резко выравнивался параллельно земле, выходя из пике.

Мефодий, успевший прочувствовать силу и надёжность своих крыльев, загорелся этой идеей. И глядя на то, как его крылья складываются, позволяя ему нестись стрелой вниз, Арей вдруг испытал острую боль в сердце. Как же чертовски сильно он в этот момент хотел оказаться на месте Буслаева! Будь у него эйдос, он бы не задумываясь продал его за возможность повторить этот полёт хотя бы раз!.. Он вскинул голову вверх в интуитивном порыве и уставился в небо, чувствуя, как слезятся его глаза от яркого света. Такое отчаяние захватило его, что он разбежался и прыгнул, бесконтрольно падая в водах водопада.

Момент, когда его подхватил Мефодий, Арей не запомнил. Он крепко зажмурил глаза, представляя, как у него за спиной появляются крылья. Он даже раскинул руки, чтобы ощупать перья, но зачерпнул ими лишь пустоту.

Он осознал, что плачет, только когда лицо осталось мокрым после третьей попытки его вытереть, и повернулся на бок, судорожно вздыхая и собирая внутренне злость к себе, чтобы задушить ею слёзы.

— Уйди, светлый, — рявкнул он Мефодию, когда тот взмахом крыльев обдал его ветром. В мокрой одежде от этого стало холодно, но так было даже лучше: можно отвлечься на физические ощущения, не обращая внимания на душевную боль.


После этого случая Арей стал как-то отстранённее. Он больше не тренировал Мефодия, сказав ему, что теперь дело осталось за практикой, и просто бродил по Эдему, как неприкаянный.

Как-то Дафна застала его в берёзовой рощице. Он сидел там на траве, обхватив руками колени, и задумчиво глядел вдаль. Внезапно он вскочил и подошёл к дереву, застыл в шаге от него, а затем медленно протянул руку и дотронулся до ствола. Постоял так пару минут, поддался ближе, прижимаясь к берёзе грудью, и коснулся коры губами.

Поражённая этой картиной, Дафна нечаянно выдала себя, слишком громко выдохнув. Арей резко повернул к ней голову и спокойно отошёл от дерева.

— Я не чувствую её, — сообщил он таким голосом, словно констатировал общеизвестный факт, что на небе есть облака.

На лице Дафны отразилась боль.

— Не надо меня жалеть, светлая, — тут же отреагировал Арей, мрачно глядя на неё.

— Вы постоянно подчёркиваете, что мы светлые, — тихо сказала Даф. — Значит вы — тёмный? Вы поэтому пожертвовали собой ради Мефа? Поэтому заботились о Варваре? — она поддалась к нему. — Поэтому не отдали тогда меня Лигулу?

Она перевела дух и покачала головой.

— Вы думаете, что стоит один раз захотеть — и всё будет как прежде?

Арей молчал. Либо внимательно слушал, либо, что вероятнее, не считал нужным делиться тем, что он думал.

— Вы не хуже меня знаете, что раньше, чем через десять тысяч лет после рождения, крылья редко набирают силу для полёта. А вернуть их после утраты и того сложнее. Это только отрубить их просто.

— Ты заделалась в преподаватели и читаешь теперь курс «Стражи света для чайников»? — язвительно спросил Арей. Он чувствовал, что Даф права. Он даже знал, что Даф права. Но какое это имело значение, если он не готов был смиренно ждать?

Даф вспыхнула.

— Я всего лишь хочу вам помощь. Улита просила за вас, и Троил...

— Ах старина Троил, — усмехнувшись, перебил её Арей. — А я-то думаю, кого благодарить за чудесное спасение из глубин Тартара.

— Он боялся, что вы станете ханжой, — ещё тише сказала Дафна. — Но всё гораздо хуже, не так ли? — она резко развернулась и взмахнула крыльями, взмывая вверх и улетая прочь. Когда она только увидела Арея в этой роще, ей на секунду показалось, что тот начал меняться к лучшему, но теперь она видела, что тот лишь черствел.

Арей проводил её взглядом, наклонился и сорвал травинку, засовывая её в рот.


Через несколько дней он вернулся к Мефодию и продолжил тренировать его, не объяснив никому этого решения. На самом деле всё было просто: Арей подумал, что летать «через» Мефодия лучше, чем ничего.

Иметь мало лучше, чем ничего, даже если желание иметь всё рвёт душу, словно в ней поселился бешеный медведь с длинными когтями.

Дафна к их тренировкам больше не присоединялась. Ей казалось, что Арей сам себе не даёт вернуться к свету. Тянется к нему всем своим существом и в то же время сам себя одёргивает, словно раскаяться и искренне попросить прощения — величайшая и недопустимейшая слабость.


Мефодий же этого не видел. Арей был сдержан, и он ошибочно принимал это за смирение, считая, что мечник исправляется.

Арей не признавался в этом сам себе, но чувствовал смутную благодарность к Мефу за отсутствие осуждения. Буслаев даже позволил ему снова коснуться своих крыльев, хотя у него не было ни одной причины вновь довериться учителю.


***

Sometimes I think it's a shame
When I get feeling better when I'm feeling no pain

Арей лежал рядом с Мефодием и водил пальцами по его раскинутым крыльям. Они претерпели некоторые изменения с тех пор, как он первый раз материализовал их: крылья достались ему от другого стража, а теперь подстроились под нового владельца. Они стали сильнее и получили несколько тёмных перьев, выделявшихся яркими кляксами на белом фоне. Меф почти не обращал внимания на это, зная, что далеко не идеал светлого стража, однако Арей замечал, что с прошлого месяца стало на два тёмных пера меньше.

Он был единственным, с кем Арей разговаривал, избегая любых других контактов. Впрочем, нельзя сказать, что кто-то сильно рвался пообщаться с ним: его всё ещё считали тёмным, недостойным находиться в Эдеме.

Даже приближённые Троила не понимали, почему он всё ещё заступается за Арея, а не изгнал его сразу же, как только отпала необходимость в нём как в учителе. Они не видели того, что видел он, потому что не хотели смотреть: бывший барон мрака постепенно привыкал к Эдему. Не так, как привыкают к неудобным, но в целом неплохим ботинкам, а так, как дикий зверь со временем привыкает к ласке, хотя всё ещё рычит, на всякий случай готовый укусить ласкающую руку.

Знающий о разговорах стражей Арей чувствовал горечь: Мефодию нужен учитель? Как на счёт старого мечника, о котором никто не вспоминает в другое время?

Мефодий отвёл взгляд от солнца и посмотрел на Арея, улыбаясь.

— Радуешься хорошей погоде, синьор помидор? — беззлобно поддел его Арей.

— Нет, — негромко ответил Мефодий. — Просто... прикосновения приятны.

Арей взглянул на него изучающе, а затем и сам слегка улыбнулся.

— Прикосновения ветра ещё приятнее, не так ли?

— Мне нравится летать, — согласился с ним Меф. — Но играть на флейте тоже... хорошо. Не понимаю, почему ты не любил её.

Арей пожал плечами.

— Думаю, всё дело в стражах, которые любили, — ответил он. С кем-то другим он бы промолчал, не открывая душу, но с Буслаевым был порой откровенен: времена маяка давно прошли, и Арей разучился молчать целыми днями. Потребность с кем-то поговорить накрывала порой до боли. — Они были совершенны в этом, и я не мог их превзойти. Я был молод и тщеславен, — он хмыкнул самому себе.

Меф тихо фыркнул.

— Могу заверить тебя, что тщеславие никуда не делось, — поддел он его.

— Я держу в руках твои перья, — пригрозил в ответ Арей, на миг сжимая пальцы, словно хочет вырвать парочку, но Мефодий прекрасно знал, что тот это не всерьёз.

Они смотрели друг на друга несколько минут, внезапно замерев, а затем Меф шепнул:

— Арей, — и привстал, выбираясь из-под его рук. Эта мысль пришла ему в голову неожиданно, и он действовал быстро, пока не передумал, отчаянно опасаясь реакции Арея.

Накрыв его своим телом и крепко обняв, прижимая к себе, Мефодий взмахнул крыльями, поднимая их обоих в воздух и глядя в лицо Арея так близко от своего.

— Ты с ума сошёл? — отмер, наконец, Арей, опешивший в первые мгновения и потому не сопротивлявшийся. А теперь вырываться было глупо, к тому же он понятия не имел, как высоко они успели подняться.

— Скорее всего, — тихо ответил Меф и наклонил голову в сторону, кладя подбородок ему на плечо, чтобы не смотреть в его глаза. Он поднимался всё выше и выше, и вскоре они скрылись за облаками: он чувствовал, что так Арею будет комфортнее, когда он будет знать, что никто не может их увидеть.


Его крылья с лёгкостью выдерживали вес их двоих, а вот руки вскоре начали уставать. Заметив это, Арей сдался и обнял его одной рукой за поясницу, а второй — за плечи, чтобы распределить свой вес. Он не обманывал себя: он давно уже не был тонок и лёгок, как когда-то.

Поначалу напряжённый, Арей постепенно расслабился. Он чувствовал движения крыльев Мефа и ощущал каждый порыв ветра. Закрыв глаза, он мог даже представить, что это он летит сам, вспоминая, что испытываешь при этом.

Запрещавший себе раньше об этом думать, сейчас Арей начал вспоминать, какими были его крылья, как он повернул бы их сейчас, как нырнул бы в воздушную яму, что Мефодий сейчас задел на излёте.


Они летали долго, и в какой-то момент Мефу даже показалось, что Арей задремал, так что он постепенно начал снижаться и по привычке полетел к своему дому. Иногда там любила сидеть Даф, но сейчас он был пуст, и Мефодий был этому рад.

Он положил Арея на свою кровать и хотел было отстраниться, когда понял, что хватка у того слишком сильна, чтобы так просто выбраться.

— Арей, — позвал он, и лишь когда тот тут же раскрыл глаза, Меф понял, что она слишком сильна для спящего. Мечник не отпустил его сразу, потому что не хотел отпускать.

Не сказав ни слова, он впился поцелуем в его губы, рукой с плеч зарываясь в его длинные, стянутые резинкой волосы, растрёпывая их, а рукой с поясницы забираясь под его рубашку.

Если Меф и сомневался, то лишь в первую секунду. Он жадно отвечал на поцелуи, беспорядочно скользя руками по его телу, то и дело сжимая пальцы. Крыльями он задевал стены и сбросил что-то со стола, но его совершенно это не беспокоило.

Раздевать Арея он не стал: для этого пришлось бы отстраниться и дать ему сесть, да и самому Мефу было бы проблематично снять сейчас рубашку, так что он просто расстегнул и приспустил с мечника брюки.

Арей рвано выдохнул, кусая губы Мефа, и толкнулся членом в его руку, нетерпеливо ёрзая под ним и непослушными пальцами расстёгивая ширинку его джинс.

Сжав в кулаке его волосы, Арей заставил Мефодия откинуть голову и прикусил кожу на его шее, оставляя метку, и зализал место укуса языком. Меф стонал, приоткрыв искусанные губы, и подставлялся под его зубы, наслаждаясь этой грубой лаской.

Когда Арей свободной рукой наконец справился с пуговицей на его джинсах, Меф сам стянул с себя бельё, прижимаясь к мечнику сильнее, вжимаясь пахом в его пах и обхватывая ладонью их члены. Арей, который сам хотел это сделать, нетерпеливо рыкнул и попытался оттолкнуть его руку. Несколько мучительно долгих секунд они боролись, пока не совместили ладони так, что образовали круг, и принялись двигать ими в едином быстром ритме.

Арей кончил первым, совершенно беззвучно и даже как будто не дыша, а затем скользкой от спермы рукой принялся ещё быстрее двигать по члену Мефа, толкая его к краю. Закрыв глаза, тот стонал и всхлипывал, слепо тычась губами в губы Арея, то целуя его, то отстраняясь, чтобы глотнуть воздуха. Почувствовав приближение оргазма, Меф прижался носом к его виску, и прошептал, растягивая гласную, ему на ухо: «Аре-е-ей».


Когда к нему вернулось желание двигаться, а не просто лежать, обессиленным и довольным, Меф приподнялся, невольно взмахивая крыльями. От порыва ветра смявшаяся рубаха на груди Арея сдвинулась, и из-под неё выглянуло перо.

— Это... моё? — поражённо выдохнул Мефодий, не в силах поверить, что Арей носит вырванное у него тогда перо в качестве... медальона?

Арей досадливо поморщился и чистой рукой спрятал перо обратно под рубаху.

— Забудь, синьор помидор, — твёрдо сказал он, внимательно глядя на него.

— У тебя больше не получается тот страшный взгляд, что придавливал к земле своей тяжестью, — заявил на это Меф и поцеловал его в губы, не давая сказать больше ни слова.

***
В Прозрачных сферах молодой хранитель стоял перед Старшим хранителем, который сидел за большим столом и держал руки на единственном предмете, что на нём лежал: толстой книге, золотые буквы на обложке которой гласили: ЗАСХС — запись актов страже-хранительных состояний. В книгу никто ничего не писал, она вела себя сама, поэтому на неё нельзя было повлиять.

И пусть Старший хранитель был категорически против, молодой уже точно знал, что в книге напротив его имени появилось имя Арей.

_____________
Sometimes I think it's a shame
When I get feeling better when I'm feeling no pain
Иногда я думаю, что это позор
Когда мне лучше только от того, что нет боли
Цитата из песни Gordon Lightfoot – Sundown

Download Gordon Lightfoot Sundown for free from pleer.com

@темы: фанфики, NC-17, Мефодий Буслаев

---

Путь наверх

[As_a_wind]

Название: Путь наверх
Автор:  As_a_wind
Бета: нет (но нужна)
Размер: мини
Фандом: Мефодий Буслаев
Персонажи и пейринги: Мефодий/Дафна, Арей, Прасковья, Варвара, ОП
Категория: джен
Жанры: драма
Рейтинг: G
Предупреждения: ООС, тотальная АУ
Для:
http://one-week-fest.diary.ru/p203800744.htm Локация - Тартар.


Ритм вальса ускорялся.
Раз-два-три.
Раз-два-три.
Дафна наступила мыском туфли на подол нежно-голубого платья; тугой атлас натянулся на ее выступающем животе. Кто-то толкнул ее в плечо.
Ритм ускорялся.
Прядка волос выбилась и прилипла ко рту, но Дафна не смела убрать руку с плеча Мефодия, чтобы поправить волосы – на них смотрели.
Сумерки Тартара холодом ложились на Дафне плечи, а изнутри нестерпимо жгло. Лица придворных давно уже слились в одно сплошное месиво.
Мефодий кружил ее по зале все быстрее и быстрее, он куражился вместе с оркестром, нагоняющим темп. А Дафна не успевала. Дыхание сбилось, опухшие ноги ныли, а к горлу подкатывала тошнота.
- Мне нехорошо, - негромко сказала она.
За смехом, за гулом голосов Мефодий не услышал. Или сделал вид, что не услышал.
- Мне плохо! – Дафне пришлось повысить голос, потому что ее огромный живот не позволял приблизиться к Мефу вплотную.
Буслаев остановился, дал отмашку оркестру. Музыка исчезла, и зала погрузилась в тишину. Все смотрели на них, и от этого у Дафны по спине побежали мурашки.
- Разумеется, - серьезно сказал Мефодий, - тебе надо отдохнуть. Я не подумал об этом.
Дафна с секунду вглядывалась в него: слова-то его прозвучали как раньше, как прежде. С подчеркнутой участливостью Мефодий свел на переносице широкие брови. Но, тем не менее, каждой клеточкой тела она чувствовала: издевается, смеется.
Дафна кивнула.
«В самом деле, тебе нужно отдохнуть», - приказала она себе и пошла к выходу. Тут же негромко заиграл оркестр, вокруг ожили стражи: послышался смех, зазвенели бокалы.
- Ах да, - окликнул ее Мефодий. Дафна оглянулась и увидела с ним Прасковью. Худую, восхитительно грациозную, легкую как перышко. Прасковья даже не пыталась скрыть своей насмешки: она смотрела на Дафну и улыбалась, выставляя напоказ белую полоску зубов. – Арей, проводите Дафну до покоев.
Дафна нащупала мечника глазами: он пил вино в компании пары стражей. Праздничный мундир командующего личной гвардией Повелителя мрака ему не шел. Дафна знала, или ей казалось, что она знала его: искрящиеся эполеты, расшитый золотом кушак не вязались с его суровой сущностью. Дафна приблизилась к стражам, и один из них, с крупным золотым солнцем на цепи, склонился перед ней в полупоклоне. Девушка стушевалась, царапнула взглядом Арея, успев выхватить иронично приподнятые брови, и уперлась глазами в пол.
Они пробивались сквозь толпу, которая даже и не думала расступаться. Дафна не поднимала глаз, следила за причудливым узором на полу: багровая плитка была украшена изящно выписанными виноградными листьями.
– Надо же, Омниус угодлив и любезен с кем не попадя, даже с тобой, - беззлобно заметил Арей. Кажется, он был в хорошем расположении духа. Возможно, все дело было в выпитом вине.
Дафна вздрогнула, подняла взгляд на Арея, словно ожидая нападения. Но нет, мечник даже не смотрел на нее: он кивал знакомым стражам, некоторым из них на ходу пожимал руки.
Омниус. Это имя ее память никак не хотела запоминать: то Омнибус, то Томикус, то Нильс.
Заметив, что Дафна смотрит на него, Арей мельком взглянул на нее и бросил:
- Прямее спину и выше голову. Светлая,- добавил он, и Дафна поджала губы, безошибочно уловив в его голосе обвинение. Но все равно упрямо оторвала взгляд от виноградных листьев и стала тупо, механически улыбаться лицам. А лица улыбались ей, кивали, казалось бы, точно так же, как Арею, но их улыбки скребли по коже, а взгляды не давали воздуху проникнуть глубже горла, и Дафна положила ладонь на грудь, предчувствуя привычное удушье.
Все просто: они темные, а она – светлая. Они лишены возможности чувствовать то, что чувствует она, они сами, добровольно, отреклись от Творца. Рядом с ними нет и не может быть никакой жизни.
Зала рассыпалась лесом аметистовых деревьев: их сиреневые каменные листья, похожие на капли, словно висели в воздухе, а корни утопали в бледном-бледном мелком песке. Сквозь песок бежала узкая дорожка, и Дафна сошла с дорожки в сторону, чтобы отстраниться от Арея. Казалось, каждый из них, темных, забирал себе частичку ее воздуха, которого здесь, в Тартаре, было и так катастрофически мало. Пыльный и холодный воздух оседал у нее на языке, в горле, а вот дальше пройти не мог.
Дафна обхватила живот руками и взглянула наверх. Каменные своды, ломаясь множеством углов, уходили куда-то в темноту. При взгляде на это псевдо-небо Дафна могла думать только об одном: нужно выбраться, выбраться на поверхность как можно скорее. Времени у нее совсем мало: ребенок растет, толкается внутри нее, просится наружу. Когда он появится, что он увидит здесь? Ни неба, ни ветра, только скалы, убегающие во мрак. Сможет ли он дышать, услышит ли она его крик?!
Нужно выбраться, но пока Мефодий у власти, он не отпустит Дафну и своего сына. Не позволит сделать и шага в сторону. Пусть она – его королева, у нее нет реальной власти, и она не может решать даже за себя.
Наконец, они достигли западного крыла дворца, и Арей распахнул перед ней двери в ее покои. Служанка – суккуб присела в реверансе и подтолкнула Дафне пуфик. Но девушка не разуваясь подошла к креслу и тяжело опустилась в него.
- Открой окно. Здесь жарко, - приказала она служанке.
- Здесь холодно, Дафна. На этом ярусе жарко не бывает, - заметил Арей откуда-то из-за спины; его голос сочился ядом, он обращался к ней, как к умственно отсталой – спокойно, размеренно, почти ласково.
Дафна не ответила. Она смотрела на мраморные часы и пыталась считать, чтобы снова иметь возможность дышать ровно и глубоко, но стрелки стремительно убегали.
Вдох - выдох-вдох – у нее осталось совсем немного времени, чтобы выбраться на поверхность.
Ее время ускорилось до предела.
***
Арей мерил шагами комнату – один из кабинетов канцелярии мрака. Два его широких шага от окна, выходящего на задворки – горы шлака высились почти вровень с подоконником - и десять шагов от шкафа до секретера. Узкий, темный чулан. На стенах бесились отблески пламени из расщелины, уходящей на нижние, невыносимо жаркие ярусы Тартара.
Дафна попросила о встрече - лично с ним, наедине, в безопасном месте. А ему трудно было видеть ее, потому что он не мог отделаться от мысли о том, что здесь ей совсем не место.
В дверь постучали, как было условлено, два и еще два раза, и Дафна вошла. Вернее, сначала появился ее живот и яркая точка эйдоса в нем, от которой Арей, как ни старался, не мог отвести взгляда. Дафна встала напротив окна так, что пламя оставило в ее небесно-голубых глазах неприятный красный отблеск, и привычно обхватила руками живот. То ли защищая ребенка, то ли защищаясь сама.
- Я пришла просить вас о помощи, - глухо произнесла она и замолкла. Арей тоже молчал, наблюдая, как она пытается скрыть отчаянье.
- Мне нужно выбраться из Тартара, - наконец, выдала светлая.
- Ты знаешь: это только во власти Мефодия, - размеренно произнес Арей. С тех пор, как она поселилась в Тартаре, видит мрак, он старался разговаривать с ней спокойно, хотя порой едкое замечание было готово сорваться у него с языка.
Здесь, среди чужаков, Дафна была слаба, а слабых не бьют.
- Во власти Мефодия, - эхом прошелестела светлая. – Но это до тех пор, пока он обладает такой властью.
-А ты собираешься его этой власти лишить, - Арей не смог сдержать усмешки.
- Вот тут мне и нужна ваша помощь, - Дафна тоже попыталась усмехнуться, но вышло скомкано. – Я прошу вас…
- О чем? – перебил ее Арей и инстинктивно отшатнулся от нее. Слишком она была сейчас похожа на ту, прежнюю Дафну, что поселилась в его резиденции. Пожалуй, только красные отблески на ее лице, в глазах, напоминали о том, что находятся они в Тартаре.
- Мне нужна присяга Черной Дюжины, - сказала Дафна твердо и пытливо взглянула ему в глаза.
- Ты.., - он был удивлен настолько, что не успел закончить мысль.
- Я – королева мрака, - напомнила Дафна, - и, будь у меня присяга двенадцати лучших мечников мрака, я бы смогла добиться от Мефодия свободы.
- Это невозможно, - отрезал Арей.
- Неправда. Вы – командующий личной гвардией Повелителя. Если вы прикажете, они присягнут хоть Троилу, - парировала Дафна.
Сдержать ярость стоило огромного труда: Арей сжал и разжал кулаки, не выдержал и отвернулся от светлой, уставившись на свое отражение в полированной крышке секретера.
- Ты сошла с ума. Разговор окончен, - констатировал Арей, направляясь к двери. Его догнал ее голос:
- Поймите, я не могу допустить того, чтобы ребенок родился в Тартаре, - она захлебывалась словами. – Он, мальчик с эйдосом, мой сын – он окажется здесь. Здесь нечем дышать, клянусь вам! Вот Ва…, - она запнулась, - вот Варвара – она живет на поверхности, учится в институте – она ведь учится? Что бы вы чувствовали, если бы она была здесь?
Ее слова болью откликнулись у него в груди. Арей повернулся и всмотрелся ее черты. В этот момент он понимал и знал ее, как самого себя.
Впрочем, это не отменяло того, что ее план был безумно рисковым.
- Я добьюсь для вас неприкосновенности, - зашептала она. – Вы снова будете в своей резиденции. Или где вы хотите быть? Где?
Она все твердила свое «где?», а слезы катились по ее бледным щекам.
В этот момент ему просто хотелось быть подальше отсюда.
***
Дафна распахнула двери, и в глаза ударил свет. Свет исходил от факелов и дробился об бессчетное количество доспехов, мечей, кубков и эполет. Холл Славы поражал своим великолепием.
Ковровая дорожка убегала вперед, к пьедесталу, на котором покоилась исполинская статуя, изображавшая то ли гладиатора, то ли воинственного античного бога.
Около статуи стоял Арей – на этот раз на нем был не парадный мундир, а неброский, серый камзол и неизменный плащ с багровым подбоем. Вдоль ковровой дорожки выстроилась Черная дюжина. Лучшие бойцы мрака были неподвижны и невозмутимы, руки их покоились на эфесах мечей.
Дафна выпрямила спину и, спустившись с небольшой лестницы, оказалась на ковровой дорожке, которая вела прямо к статуе.
И к Арею.
Она приближалась к нему, стараясь не глядеть по сторонам, чтобы не встретиться взглядом с бесстрастными лицами мечников Черной Дюжины. Несмотря на это, Дафна чувствовала их мрак справа и слева от себя: привычно щемило дыхание, бешено колотилось сердце.
Шаг вперед. Глаза в глаза с Ареем.
«Помни, он добровольно отказался от Эдема. Он предал Творца».
Еще шаг. Дафна уже отчетливо видела шрамы на его лице и его глаза, не черные, как казалось раньше, а просто карие, с теплым отблеском.
«Он убил тысячи стражей и людей, обрек миллионы эйдосов на страдания в Тартаре».
Арей опустился на одно колено, вместе с ним, словно последовав безмолвному приказу, преклонили колено лучшие мечи мрака.
«Ты – свет, а он – мрак. Мраку чужды любовь и сострадание, мрак достоин жалости и презрения».
Слова клятвы эхом отразились от сводов Холла Славы и упали вниз отдельными словами, которые Дафна не могла собрать воедино. Она пыталась поймать звуки и связать их, но это ей не удавалось. Через мгновение она поняла, что пыталась цепляться за тишину.
За спиной внезапно послышался топот множества ног – он так же внезапно стих. Только одни подчеркнуто дробные шаги продолжали приближаться.
- Барон мрака, мечник Арей, вы обвиняетесь в предательстве и нарушении клятвы Повелителю мрака, - голос Мефодия звенел от ярости.
Ледяная ладонь Повелителя коснулась дафниного голого плеча.
- А ведь я не верил тебе до самого конца, - прошептал он над самым ее ухом.
Двое солдат взбежали на пьедестал и встали по обе стороны от Арея, подталкивая его спуститься вниз.
Дафне показалось, что воздух стремительно исчезает, и она привычно прижала ладони к ключицам. Арей смотрел на нее, только на нее, и в его глазах она видела не то, что она ожидала увидеть - не ярость и не удивление. Плохо скрываемое презрение сквозило во всех его чертах. Дафна искоса взглянула на мечников Черной Дюжины – может быть, им?
Но нет, Арей смотрел только на нее.
Когда он поравнялся с ней, Дафна отстранилась и обхватила руками живот. Казалось, он хотел что-то сказать, но именно этот жест остановил его. Арей задержался на мгновение: она заметила, что его взгляд скользнул по ее животу, а затем ей пришлось посмотреть ему в глаза.
В этот момент Дафна была готова поклясться, что он понимает ее.
***
- Славно, - Омниус теребил пальцами золотое солнце, которое предпочитал всегда носить при себе. – Славно, моя королева, вы выполнили то, что обещали.
- Где портал? – спросила Дафна, пытаясь скрыть волнение.
- Вот же он, - страж протянул ей свиток, перетянутый синей лентой.
- Он сработает немедленно? – уточнила Дафна.
- Разумеется.
Не в силах противиться искушению, Дафна, как была, - босая, в одной ночной рубашке, с накинутой на плечи шалью, взялась одной рукой за свиток.
Мрак, окружавший ее, сгустился и закружился водоворотом. Дафна сопротивлялась изо всех сил, толкалась вперед, вверх, разрывала руками мутную воду…
Когда дыхание уже было на исходе, она вынырнула посредине апрельских сумерек. В небе догорал зеленый закат, ветер трепал еще прошлогодние, мертвые травы. Где-то на горизонте угадывалась лента реки.
Дафна расправила руки наподобие крыльев, позволила вольному ветру трепать волосы и подол длинной ночной рубахи.
Вдох-выдох.
Пленительно пахло мокрой землей и теплом.
Дафна с наслаждением вдохнула глубоко, полной грудью, и тут же закашлялась.
Воздух не мог пройти дальше горла.

@темы: фанфики, G, Мефодий Буслаев

---

[Mycroft Arthur Holmes]

Название: На мечах не дерутся, мечами убивают
Автор:  Mycroft Arthur Holmes
Бета:  William Gray
Размер: миди; 4545 слов
Пейринг/Персонажи: Арей/Дафна, ОМП/ОЖП (родители Дафны)
Категория: гет
Жанр: ангст
Рейтинг: R
Краткое содержание: Арей встречает Дафну случайно, когда прячется, и она становится его воспитанницей.
Примечание/Предупреждения: АУ
Написано специально для Емце-недельки

Если во мне осталась хоть капля того,
За что меня можно терпеть,
За что меня можно любить

Дафна стояла посреди поля, огромного настолько, что любой фермер времён Новой Англии обзавидовался бы, сразу представляя себе, сколько пшеницы или кукурузы можно здесь вырастить. Вот только даже удобри он эти земли лучшими средствами, обработай с помощью стада быков, полей обильно и засыпь прекраснейшими семенами — ничего не проросло бы.

В опущенной руке Даф держала шпагу, уткнув её кончик в землю рядом со своей ногой, так что если бы кто-то сейчас напал на неё, она имела все шансы даже не успеть вскинуть клинок. Из-под прикрытых век она наблюдала за тем, как поле постепенно выцветает, словно художник использовал плохие краски, и уменьшается в размерах. Вскоре это уже была обычная поляна посреди леса, даже заросшая травой и цветами. Цветы мало волновали Дафну. Она лишь махнула над ними рукой, в буквальном смысле сгоняя росу, и прилегла. Шпага осталась стоять.

Подошедший Арей выдернул её из земли и придирчиво осмотрел: во время сегодняшней тренировки ему показалось, что от одного из ударов клинок чуть не сломался. Но сейчас всё выглядело нормально, так что он просто сделал себе мысленную заметку ещё понаблюдать.

— Почему средний Тартар? — спросила Дафна, глядя на Арея и щурясь из-за солнца. Каждую тренировку они проводили на этой поляне, которую мечник с помощью пятого измерения превращал в одну из пустынь среднего Тартара, хотя мог выбрать что-то более нейтральное или просто расширить то, что уже есть.

Арей пожал плечами.

— А ты хотела эдемские сады? — усмехнулся он, наклоняясь и срывая травинку, кончик которой сунул в рот, прикусив крепкими, желтоватыми зубами. Если бы кто-то сказал ему, что среднестатистический лопухоид чистит зубы два раза в день, утром и вечером, он бы искренне удивился такой частоте. Впрочем, кто-то вроде Вильгельма или Барбароссы удивился бы необходимости в принципе это делать, а Лигул и вовсе сделал бы вид, что удивлён существованию такой вещи, как зубная щётка. Когда твоя сущность бессмертна, тело становится лишь транспортом: руки, ноги, голова на месте — и ладно.

Дафна потянулась, отчего её футболка задралась, являя взору Арея плоский живот с колечком-пирсингом в пупке и тазобедренные косточки сразу над ремнём джинсов с низкой посадкой.

Она выглядела такой тонкой и такой лёгкой в движениях, что невольно напоминала Арею его самого в бытность светлым стражем. Казалось, ещё немного — и девчонка полетит, и только тяжёлый дарх на её шее демонстрировал, насколько прочно та стоит на земле.

Сморгнув от блика солнца, бросившегося ему в глаза от широкой пряжки её ремня, Арей заставил себя отвести взгляд. Его воспитанница вызывала в нём совсем не отеческие чувства. Порой ночами он просыпался от ощущения, что она легла на постель рядом и жмётся к нему, и в какое-то утро, не выдержав, он отрубил мечом часть кровати, делая её узкой даже для него самого, чтобы такого точно не случилось.

— Почему нет? — хихикнула Даф, одёргивая футболку. — Я бы пряталась за деревьями, — она прекрасно видела, какое впечатление производит на Арея, но сама не знала ещё, как к нему относиться. То он казался ей слишком старым, то она вспоминала, что они бессмертны и возраст не имеет значения; то он казался ей слишком уродливым из-за шрама, то, когда после тренировок к его торсу прилипала мокрая от пота рубаха, она, в тайне любуясь, думала, что у него потрясающее тело, и тогда лицо не имело значения; то он казался ей слишком жестоким, когда одним движением, не моргнув даже, отрубал кому-то голову, то она чувствовала себя под защитой, когда он шагал перед ней, отражая направленный на неё удар, хотя из этой позиции не мог сам эффективно атаковать... На всякий минус находился свой плюс, и порой Дафна размышляла, а что если Арей, как атом, энергетически нейтрален? — А каково это — летать? — спросила она, зная, что тема прошлого для мечника болезненна, но захотев его спровоцировать.

Но Арей не поддался, оставшись внешне непроницаемым.

— Нет смысла говорить о том, что нас не ждёт, — отрезал он. — Поднимайся, — и, развернувшись, первым ушёл с поляны. Дойдя до её края и едва заступив на границу леса, он исчез.

Дафна легко вскочила с земли и пошла за ним, ступая точно по его шагам. Это было не обязательно, но ей нравилось так дурачиться: шаг Арея был шире, и порой ей приходилось даже делать лёгкие, пружинящие прыжки. Ни одному лопухоиду не удалось бы сделать того, что Даф делала играючи: примятой травы, следов подошвы, растоптанных цветов после него не оставалось — ничем мечник не обнаруживал себя. Лишь истинным зрением можно было заметить слабый тёмный контур там, где он ступал, да и тот вскоре испарялся что лужа с асфальта в жаркий день.

На границе леса Даф чуть помедлила и оглянулась, а затем решительно ступила в руну и исчезла.

Руну рисовал Арей, и потому он уходил первым: та находилась под землёй, была видна только создателю и каждый день перемещалась в другое место. О её существовании знала только Дафна. Это был наиболее безопасный способ добраться до дома: телепортацию было легко засечь. Хотя и у руны имелись свои недостатки: та перемещалась строго по эллипсу, который представляла собой граница леса, и каждые три лунных цикла схема её перемещений повторялась.


Когда Дафна вышла из двойника руны в глухой заброшенной деревеньке, Арей уже скрылся в доме. На этот дом его стараниями было наложено столько защитной магии, чтобы их не обнаружили, что Дафне иногда казалось, что именно по зашкаливающему магическому уровню их и проще всего выследить. Впрочем, за три года их пока никто не побеспокоил, так что постепенно она перестала волноваться.

К тому же за три года ежедневных тренировок она стала куда как увереннее обращаться со шпагой и теперь не боялась внезапного нападения: так просто её не возьмёшь.

Войдя в дом, она увидела, что Арей сидит на краю лавки и точит её шпагу. Не обращая внимания на степень опасности его занятия, она легла на лавку и положила голову ему на колени. Её дарх соскользнул вниз и ударился бы об пол, если бы не изогнулся, «подбирая» хвост.

— Почему у тебя меч, а у меня шпага? — спросила она, глядя Арею в лицо. Она задавала этот вопрос не в первый раз, и он не в первый раз отвечал:

— Двуручник для тебя слишком тяжёл.

Он отложил её шпагу и опёрся одной рукой о край лавки, а вторую Даф, пока он не успел придумать, куда её деть так, чтобы не коснуться ученицы, схватила своими, держа её около подбородка.

Со стороны порой могло показаться, что Дафна ведёт себя как ребёнок с аутизмом, но Арей никогда не поддавался этой иллюзии, потому что видел её умный, настороженный взгляд с затаенным страхом на самом дне. И знал, что виновен в появлении этого страха.


Он в очередной раз в своей долгой жизни находился в бегах. Его почти окружили псы Лигула, но он снова вырвался в последний момент, оставив их с носом и десятком трупов в придачу.

Оказавшись возле реки, он огляделся: судя по всему, он находился на окраине небольшого городка в восточной части России. Его настораживал только след светлой магии, он словно слышал отзвук флейты: здесь недавно был страж света? Или он здесь всё ещё есть и в любой момент можно ожидать нападения?

По кромке воды босиком прогуливалась девушка, и легкие волны реки омывали её щиколотки. Цепочки с крыльями на шее явно не было, и он чуть успокоился.

Остановившись в шагах десяти, девушка с интересом стала его разглядывать.

— Откуда ты здесь? — приветливо улыбнувшись, спросила она. — Это у тебя меч в руке? Кто ты?

— А тебе какое дело? — грубо отозвался он, разглядывая девушку. Да нет, девчонку: по виду явно подросток. Ни дарха, ни крыльев — не страж. Кольца (или что там используют элементарные маги?) тоже нет. Лопухоид не мог увидеть его меча. Скорее уж надо было её спрашивать, кто она такая.

— Я первый раз вижу твоё лицо. Ты не бывал здесь раньше, — грубость, кажется, ни мало её не обидела.

Ну конечно. Проклятие маленьких городов — все друг друга знают и в толпе не затеряешься.

— Меня зовут Арей. И да, это меч. Надеюсь, я удовлетворил твоё любопытство, — обуздав свою ярость, ответил он, глядя на девчонку тяжёлым взглядом, и даже недалекому человеку стало бы ясно: теперь стоило заверить Арея, что его надежды оправданы, в противном случае дальнейшие вопросы могли стоить жизни. Причём заверять лучше всего было бы без слов, просто мило улыбнувшись, кося под дурочку, и быстрым шагом исчезнув из его поля зрения.

Но на Дафну его грозный вид впечатления не произвёл.

— Здесь скучно, — сказала она, словно оправдывая то, что пристала к незнакомцу. — Научишь меня драться?

— Скорее просто снесу голову, — хмуро ответил Арей. Могла ли девчонка быть отвлекающим манёвром? Может, она под личиной? Или и вовсе суккуб? Но нет, ничего подозрительного Арей в ней не видел.

— Не скажу, что буду особо возражать, — кисло отозвалась она. — Я Дафна. У тебя тоже были оригинальные родители?

— Тебе не дорога твоя жизнь? — недоверчиво спросил Арей. Он не мог сказать, что сам особо цеплялся за неё, но всё же без боя сдаваться не собирался. — Почему Дафна? — вопрос о своих родителях он проигнорировал.

— А чем тут дорожить? Мой папа — учитель музыки в местной школе, а мама сидит дома и шьёт одежду на продажу, без денег я не сяду даже на паром, что проплывает здесь каждую вторую пятницу, а до другого ближайшего города два дня пешком топать, если в лесу не заблудишься. Я рождена сдохнуть от скуки в этой дыре, — фыркнула Дафна. Вот теперь она напомнила Арею обычного подростка своими суждениями, и он бы окончательно успокоился, если бы не слова про отца — учителя музыки. Не он ли тот самый страж света, которого Арей чувствует?.. Вероятнее всего, бывший страж света: влюбился в земную женщину, отказался от крыльев и вечности и поселился с нею в какой-то глубинке, как у них порой бывает. Запрет на любовь для стражей мрака казался всё более адекватным — а ну как повалят из Тартара толпами в человеческий мир... С другой стороны, поди попробуй отказаться от дарха.

Даф посматривала на Арея, ожидая, видимо, какой-то реакции, но того, очевидно, мало волновали проблемы бунтующих подростков. Его логика была проста: по-настоящему захочет вырваться, на животе до другого города доползёт или тайком на теплоход проберётся, а без этого её можно хоть сейчас в Москву доставить и что? На третий день запросится к мамочке. Перед истинными желаниями все препятствия кажутся преодолимыми, а человек с простыми «хочушками» только и годен, что жаловаться на обстоятельства.

— Не знаю, почему Дафна, — продолжила она. — Папа Дмитрий, — «Дементий», — мысленно прикинул Арей, — а мама Мария. Я всем Дашей представляюсь, хоть звучит нормально, только тебе правду сказала, потому что ты сам... ну, Арей, — она хмыкнула.

Арей поморщился. Ему его имя нравилось, и Дафна, на его вкус, звучало куда как лучше, чем какая-то Даша. У случайного лопухоида может оказаться три знакомых Даши, в чём удовольствие быть одной из?

— И зачем ты хочешь научиться драться на мечах? Разбавить досуг? — поинтересовался Арей. Пустые разговоры ему надоели.

Дафна, воспринявшая это как готовность согласиться, воспрянула духом.

— Отец достал со своей музыкалкой, — призналась она. — Пальцы болят на флейте пиликать, — «Ну как есть страж света», — довольно подумал Арей, — хочу чего-то нормального. Сделала пирсинг в губе, заставили снять... Ну и плевать! Завтра пупок проколю и не скажу никому, — досадливо добавила она.

Арей не сделал ни шага, но вдруг оказался совсем рядом с ней и внимательно посмотрел в её глаза. Дафне вдруг показалось, что он готов выпить её душу, но взгляда она не отвела.

— На мечах не дерутся. Мечами убивают, — тихо и очень страшно сказал он.

Ему показалась весёлой идея подготовить стража мрака из дочери стража света.


***

Мир поделён злом и добром,
Очень непросто в нём быть королём
…
Рождены мы для любви,
А в ней мы просто короли

Арей приходил дважды в неделю и тренировал Дафну. Он звал её только так, игнорируя все просьбы перейти на Дашу. Она даже устроила ему бойкот, отказав отзываться на это «дурацкое имя», но Арей проигнорировал и бойкот, и тогда Даф сдалась.

Сначала он вручил ей двуручный меч, чуть тоньше и на полпальца короче, чем его собственный, но уже через полчаса она стала жаловаться, что у неё руки устали его держать. Тот сначала не воспринял эту жалобу всерьёз, но после того, как ударом плашмя выбил меч из её ослабевших рук, поверил. В следующий раз он принёс шпагу и сказал, что, если она и теперь будет жаловаться, он заставит её отжиматься. Отжиматься Даф категорически отказалась, жаловаться прекратила, а через месяц втайне попросила одного друга научить её отжиматься и подтягиваться.

Влияние Арея сказывалось на ней довольно сильно: она постепенно становилась немногословна, независима в суждениях, принципиальна... скрытна, язвительна, резка и, пожалуй, даже жестока.

Она, как и хотела, сделала пирсинг в пупке, только не стала его прятать. Конечно, она не стала тут же носить исключительно короткие топики: чувствовала, что демонстративность не импонирует Арею, и подсознательно подстраивалась. Но просто если он вдруг становился виден, она не начинала истерично одёргивать кофту.

Арей поинтересовался как-то, не мешает ли пирсинг носить школьную форму, на что Даф фыркнула: только тут и выяснилось, что выглядевшей лет на тринадцать Дафне было уже почти двадцать. Сказывалась кровь стража: конечно, на Земле год для них не равнялся тысяче лет в Эдеме, но старели они всё равно медленнее, чем обычные люди.

Дементий был в ужасе, видя эти изменения в поведении дочери, но жена успокоила его, что это просто запоздалый переходный возраст.

Он узнал об Арее только через пять лет, случайно найдя у дочери шпагу, когда уже было безвозвратно поздно, но всё равно пришёл с ним поговорить: как златокрылый, пусть и бывший, он не привык пасовать перед трудностями и стражами мрака. Впрочем, златокрылые, как и наркоманы, бывшими не бывают. Это не столько звание и цвет медальона, сколько склад характера.

Как и многие другие отцы, единственное, что он мог сделать в данной ситуации: увещевать и уговаривать. Но Дафна наотрез отказалась бросать Арея, а тот лишь разводил руками и говорил, что не может отказать страждущему. Кстати, разве не этому учит нас свет?

Конечно, в теории Дементий мог связаться со своим, вызвать боевую двойку, чтобы те патрулировали город, но он не привык прятаться за спинами.

Дафна до сих пор не знала правды ни об отце, ни об Арее, но, как девушка неглупая, о многом догадывалась. Однако свои подозрения держала при себе, не спеша ни с кем ими делиться.

Но главного ей было не узнать никак: Дементий был знаком с Ареем давно, очень давно, ещё когда оба были стражами света и не было разделения на «златокрылых» и «обычных». Они были симпатичны друг другу, но не стали друзьями лишь по одной причине: Дементий редко летал, зато целыми днями не отрывал флейту от губ, Арей же флейтой пренебрегал и уже начинал считать хуже себя всех, кто не мог провести в воздухе неделю кряду.

И в переломный момент Дементий даже последовал вместе с другими за Кводноном, но уже на второй день раскаялся и вернулся, заслужив прощение. Их таких всего четверо было, вернувшихся, и ещё троих Кводнон убил при попытке, а пали в то время сотни.

Арей, наверное, завидовал Дементию, потому что сам тогда не смог перебороть свою гордыню и своё тщеславие, как ни манило его небо и как ни претил ему Кводнон со всеми своими речами и амбициями.


Когда всё открылось, Дафна даже была довольна в глубине души: не нужно было больше прятаться. Она даже уговорила Арея пару раз прийти к ним домой, но после получаса напряжённого молчания и переглядывания с Дементием во время ужина, мечник извинился перед Марией, его женой, и ушёл, чтобы больше никогда не переступить порога этого дома.

Он встретился с Даф позже, снова на берегу реки, и та сразу иронично заметила, что не думала, что Арей вообще умеет извиняться. Он лишь пожал плечами. Не мог же он рассказать ей про свою жену, на которую Мария была очень похожа? Не внешностью, а своим положением: потерявший семью, Арей считал обречённым любого, кто вольно или невольно связал свою жизнь со стражем, неважно — света или мрака, бывшим или настоящим. Из этой игры нельзя просто вдруг выйти и прожить жизнь как лопухоид, здесь не бывает «домиков» и «четыре-четыре, я на перерыве».


Очередное доказательство своей точки зрения Арей получил, когда, несмотря на все предпринимаемые им меры предосторожности, его выследили, а вместе с ним нашли и Дементия с женой.

Арей был на тренировке с Дафной, когда почувствовал их приближение.

В дом он вбежал первым и сразу увидел мёртвую Марию. Дементий лежал в другом конце комнаты, зажимая рукой рану и пытаясь не то подползти к жене, не то добраться до флейты, будто та могла ему чем-то помочь.

— Арей... Дафна... — прошептал он, увидев вошедшего. — Арей, — повторил он, скрывая за этим невысказанную просьбу. Его последнего вздоха мечник уже не увидел, бросившись обратно на улицу. Дафна не должна была увидеть их тела? Не должна была погибнуть? Не должна была остаться с ним? Чего Дементий от него хотел, Лигул его побери?

Схватив Дафну за руку, Арей велел ей покрепче сжать шпагу и потащил за собой. На окраине города их окружили четверо. Пока Арей разбирался с тремя, Дафна кое-как справлялась с одним. Она была способной ученицей, когда хотела этого, но так и не научилась главному: на мечах не дерутся, мечами убивают, — поэтому ушла в глухую защиту, атакуя лишь только чтобы разорвать дистанцию.

Когда Арей шагнул перед ней, она еле успела остановить шпагу, чуть не ударив его в спину по инерции, и через секунду всё было кончено. Даф даже не успела опустить клинок, а голова её противника уже катилась по земле. Глядя на разбрызгивающуюся кровь и стирающуюся о неровности асфальта кожу, Дафна почему-то подумала, что не хотела бы сейчас видеть лицо Арея.


Они шли уже... Даф не знала сколько. Она давно потеряла счёт дням, она даже потеряла момент, в который потеряла счёт дням. Они пробирались то лесами, то болотами, пару раз переходили вброд реки, и тогда Даф тряслась от холода, потому что Арей не мог применить магию, чтобы её согреть. Она уставала, хотела есть, пить и спать, Арей же, казалось, был неутомим. Его подпитывала сила эйдосов в дархе, Дафна же, несмотря на кровь стража в своих жилах, была простым человеком.

Несколько раз они делали привал, но чаще Арей просто закидывал её себе на плечо. Даф сначала возмущалась и пыталась требовать нести её в таком случае на руках, но Арей кратко прервал её, сказав, что не может «забивать» руки, которыми ему потом держать меч.

Их одежда задубела от пота и грязи, и если Арей не чувствовал по этому поводу особого дискомфорта, то Дафна втайне мечтала о душе. Правда, тут она уже жаловаться не стала. Прекрасно понимала, что может ныть хоть целый день, а душевая посреди леса всё равно не появится.

Всё стало хуже, когда у неё начались те самые женские дни. Нет, она вовсе не стала более раздражительной, или истеричной, или требовательной, и скорее вообще постаралась бы не дать Арею знать о своём состоянии, скрывая так долго, как только смогла бы, если не обнаружила бы это, когда, проснувшись и спустившись на землю, увидела на его плече кровь.

Она, разумеется, тут же смутилась, покраснела даже и принялась мысленно проклинать женскую природу, но Арей невозмутимо напомнил ей про убийство тех четырёх стражей, имея в виду, что кровью его не удивишь.

Зато по крови их было выследить проще простого, стоило только оставить случайную каплю. И когда на них напали в следующий раз, это уже были не простые рубаки из канцелярии Лигула, это были настоящие тартарианцы. И было всего два способа их убить: светлыми маголодиями, либо спустившись в Тартар.

И им ничего не оставалось делать, как выбрать второй вариант.

Оказавшись в Тартаре, Арей почувствовал себя, как ни странно, в безопасности. Здесь можно было применять магию без проблем, так что он тут же решил половину проблем, что беспокоили Дафну.

Он оставил её в одной пещере, а сам увёл тартарианцев за собой, воспользовавшись испачканной в крови Дафны рубахой, чтобы сбить их с толку.

Когда через два дня он вернулся, он... нашёл Дафну на прежнем месте, живой и невредимой, только вот теперь на её шее был дарх.

Девчонка нашла его сама, случайно натолкнувшись рукой, хотя Арей поспорил бы, кто кого нашёл...

И только теперь у них, наконец, состоялся откровенный разговор о том, кто такой Арей на самом деле, что из себя представляют стражи мрака и стражи света, кем был её отец и что это за странная штука, испытывающая сосущий голод и пытавшаяся утолить его за счёт сил Дафны, у неё на шее.

Узнав про отца, Даф решила, что те страшные люди пришли за ним, а Арей её спас, потому что ей было трудно представить, что тёмные могут охотиться за тёмными — они же свои, не так ли?

А преследование объяснила тем, что они хотели добраться до неё, а Арей снова им помешал. И предупреждение о том, что теперь им придётся прятаться, возможно, долгие и долгие десятилетия, восприняла как само собой разумеющееся — Арей дважды её спас, значит, дважды пошёл против своих, значит, он теперь изменник, верно?

Арей не стал её переубеждать и открывать правду: что приходили на самом деле за ним, а её родители — случайные жертвы. Он отнюдь не был малодушен, просто сказать Дафне правду значило убить её: она отвернётся от него, прогонит прочь, а, оставшись одна, не проживёт долго. Даже если у неё получится защититься от нападения и хватит решимости пусть шпагу в ход, дарх выпьет её силы: Даф ещё не созрела, чтобы самостоятельно добывать эйдосы.

На секунду ему в голову пришла мысль достать один или два из своего дарха, чтобы дать ей, но он тут же отверг её. И не был уверен, что созреет для этого, если вдруг Даф ослабеет и начнёт угасать раньше, чем решится отобрать чью-то душу. Поделиться эйдосом? Попрать саму суть существования стражей мрака? Он, наверно, точно сошёл с ума, если эта идея показалась ему привлекательной.


Жертвовать ничем не пришлось. С дархом Даф стала скатываться во мрак ещё быстрее. Кровь отца не говорила в ней больше: пусть она и не показывала это, смерть родителей надломила что-то внутри неё.

Они поселились в отдалённой глуши, заполняя бесконечные дни тренировками и редкими вылазками за эйдосами. Опустив в свой дарх первый, Дафна печально рассмеялась и уткнулась носом в плечо Арея. Тот думал, что она плачет, но она просто стояла и «дышала им».

— Я просто пытаюсь понять, как ты так живёшь уже долгие века. Эйдосы ведь ничего не меняют, — только и сказала она потом, и больше они к этой теме не возвращались.

Она была права: в дархе могло быть десять эйдосов, а могло и десять сотен — тот всё равно требовал ещё и ещё, голод унимался только на краткие мгновения.


После первого убийства Дафна впала в истерику, едва они переступили порог дома, и рыдала ещё два дня с краткими перерывами, утыкаясь Арею то в грудь, то в колени, а тот неловко гладил её по голове и по плечам. Он терпеть не мог женских слёз, но здесь понимал почему-то их необходимость. К тому же он всё равно не смог бы успокоить Дафну, мог только отвернуться от неё и оставить одну, оттолкнув этим от себя навсегда.

Она привыкла. Человек ко всему привыкает. Особенно она привыкла молчать, и Арей мог лишь догадываться, что творилось у неё на душе. Она могла смеяться, но не испытывать радости, могла хлопать дверьми и бить посуду, но не испытывать гнева, могла с измождённым видом бросить шпагу посреди тренировки, не испытывая на самом деле усталости.

Порой она была игрива, но заглядывая в её глаза, Арей видел холод. Наверно, только это останавливало его от того, чтобы просто бросить её на кровать и взять: она была с ним каждую минуту после обретения дарха в глубинах Тартара, но она не принадлежала ему ни секунды с момента смерти родителей.

Он никогда не был откровенен с ней до конца, она никогда не была откровенна с ним. Они построили вокруг своих душ каменные крепости и выставили у ворот стражу. И их ничуть не смущало, что стража эта стояла так близко, что соприкасалась носками туфель.


За три года бесконечных недомолвок и многодневных молчаний они совсем разучились говорить друг с другом. И на самом деле постоянно повторяющиеся вопросы Даф или её провокации всегда подразумевали одну простую просьбу: «поговори со мной».

Но что Арей мог сказать ей?


***
— Сегодня три года со смерти родителей, — сказала Даф, прижимая его ладонь к подбородку. — Как думаешь, насколько опасно будет навестить их?

Арей замер. Этот вопрос не повторялся из года в год. Дафна в первый раз заговорила о смерти родителей вообще, предпочитая то ли переживать это в себе, то ли не думая об этом вовсе.

— А насколько оправдан риск? — спросил он в ответ.

Дафна пожала плечом.

— Нет так нет, — она выпустила его руку и встала, восприняв его слова как отказ.

Арей поднялся следом за ней и, чуть помедлив, обнял, прижимая к своей груди.

— Зачем ты хочешь туда поехать? Ностальгия? Ты прекрасно знаешь, что нет смысла ехать к могилам, чтобы поговорить с умершими. Ваш дом уже либо продан, либо снесён. Так зачем?

Дафна вздохнула, но вырываться не стала.

— Я просто скучаю, Арей. У тебя никогда такого не было? — раздражённо спросила она. Если бы она увидела его лицо, то пожалела бы о своих словах, такая боль на секунду отразилась в его глазах. Он долгие годы безумно скучал, безумно тосковал по своим жене и дочери. Но никогда не смел и мысли позволить себе о том, чтобы «навестить их».

Они едва начали говорить и с непривычки тут же били друг друга в больные места, рискуя искалечить чужую душу. Хотя кому только в голову пришло бы сказать про их души «здоровые и живые»?

Дафна резко обернулась, дыша так, словно сейчас расплачется, но глаза оставались сухими.

— Арей, — прошептала она, глядя на него с каким-то отчаянием.

— Если бы я не оставил тебя в Нижнем Тартаре одну, у тебя не было дарха. У тебя был бы путь к свету. Поэтому там мы тренируемся, — быстро проговорил Арей.

«Я до сих пор виню себя в том, что не уследил за тобой; пытался спасти тело и упустил душу», — поняла Дафна.

— Летать — всё равно что парить в порывах свободы и безмятежного счастья, — продолжал он без пауз.

«Мы всегда будем скрываться и всегда будем полны тревоги; нас не ждут свобода и счастье, а не крылья», — поняла Дафна.

— Мечами не дерутся, а убивают, поэтому у тебя шпага, — сказал он, и здесь не было никакого подтекста. Меч действительно был тяжелее шпаги, им нужно было выполнить один чёткий, направленный удар, остальное делала сила инерции, и голова врага катилась по земле. Шпага больше подходила для фехтования.

Он наклонил голову и поцеловал её, прижимая к себе, и она отвечала ему, положив руки на плечи и цепляясь пальцами за рубашку.

Он никогда не скажет, что виновен в смерти её родителей. И никогда не скажет, что застал Дементия живым. Но она и сама давно догадалась. Она была умной девушкой.


Ночью, когда Арей спал, Дафна очень медленно и аккуратно перенесла по воздуху в его комнату свою кровать и поставила её рядом с обрубком его.

Она легла рядом с ним и положила голову ему на плечо, а руку — на живот. Дыхание Арея тут же сбилось.

— Давно не спишь? — шёпотом спросила Дафна со смесью досады и усмешки: она правда надеялась, что застанет Арея, это совершенство по части защиты и скрытности, непроснувшимся?

— Нет, — ответил он. — Примерно с того момента, как ты подняла кровать.

Даф прыснула.

Несколько минут они лежали в тишине и неподвижности, прислушиваясь к себе — и к друг другу. Пусть они ещё не умели толком разговаривать, они учились хотя бы слушать.

Дафна провела ладонью ниже и залезла пальцами под ремень его штанов, жарко дыша ему в шею. Арей мысленным усилием расстегнул пуговицу и молнию, и Даф расценила это как однозначный призыв продолжать.

Она просунула ладонь в его трусы и сжала член, и это словно стало сигналом к действию: Арей перевернул её, подминая под себя, и стаскивал с неё одежду, пользуясь магией при малейшем движении, чтобы ей не приходилось вставать.

Даф не отставала от него, но мысли путались, и вместо того, чтобы снять рубаху целиком, она порвала её на лоскуты. Нельзя сказать, чтобы Арей был опечален этой потерей.

Штаны Даф столкнула с него ногами и сразу обхватила его бёдра, подталкивая его к себе, и он вошёл в неё, затыкая жадным поцелуем рот, удерживая от стонов и криков не то её, не то себя, и принялся двигаться, наслаждаясь её отзывчивостью и тихо рыча ей в губы, когда она, хватаясь руками за его плечи, царапала кожу.

_________
Если во мне осталась хоть капля того,
За что меня можно терпеть,
За что меня можно любить
Цитата из песни Сплин - Бездыханная лёгкость моя

Cкачать Сплин Бездыханная лёгкость моя бесплатно на pleer.com

Мир поделен злом и добром,
Очень непросто в нем быть королем
…
Рождены мы для любви,
А в ней мы просто короли
Цитата из песни Король и Шут - Короли Ночной Вероны

Cкачать Короли Ночной Вероны Короли бесплатно на pleer.com

@темы: фанфики, R, Мефодий Буслаев

---

[Mycroft Arthur Holmes]

Продолжаю графоманить

Название: Зануда-мечтатель
Автор:  Mycroft Arthur Holmes
Бета:  William Gray
Размер: мини; 1200 слов
Пейринг/Персонажи: Шурасик
Категория: джен
Жанр: повседневность
Рейтинг: G
Краткое содержание: один день из жизни взрослого Шурасика.
Примечание/Предупреждения: пост-канон, Шурасик в Магфорде.
Написано специально для Емце-недельки.


Шурасик сидел у себя в комнате и задумчиво грыз кончик шариковой ручки. Рядом с ним на столе лежал набор красивых, удобных и дорогих перьев, подаренный одним из профессоров «юному таланту» после очередной конференции, на которой Шурасик делал доклад. Перья действительно были потрясающие, улучшенные магией, не царапавшие бумагу и не размазывающие чернила, мечта любого мага, проводящего кучу времени за письменной работой. Особенно студентов магических школ, разумеется: переписывать по нескольку раз работы для особо придирчивых учителей — радости мало, а кляксы по неопытности ставили многие. Но у любого, даже у самого хорошего пера был один существенный недостаток: отсутствие твёрдого кончика, пригодного, чтобы приложиться к нему зубами, без чего работа над новым трактатом у Шурасика стопорилась. Он даже шутил в редких приступах самоиронии, что вдохновение писателей — в пегасах, а у него — в челюсти.

Со вздохом отложив ручку, Шурасик ещё раз пересчитал количество пергаментов: ровно пятьдесят две штуки. Его попросили сделать краткую заметку на предстоящем съезде защитников магических прав сов, которые ранее были очень востребованы, а при переходе на купидончиков потеряли свои места и сейчас мучились от безработицы. О совах Шурасик знал немного, но с энтузиазмом согласился и всесторонне подошёл к изучению проблемы.

Работа была практически закончена, и он уже даже перечитал её пару раз, исправил некоторые места и добавил пару ссылок на известных личностей прошлого. На самом деле, если изучить хорошенько магографии этих самых личностей, можно было понять, что они никогда не произносили приписываемых им Шурасиком изречений, но в том-то и была вся суть: никто не хотел изучать ничьих магографий. Можно было подумать, что Шурасик цинично этим пользовался, и отчасти так оно и было, но стоило только копнуть глубже, как открывалось неожиданное: Шурасика удручал уровень общей магической образованности. Или, если говорить совсем уж честно, необразованности.

Со стороны всегда казалось, что Шурасик занят только самим собой, такое впечатление оставалось у каждого, кто общался с ним на уровне «Здравствуйте, каково ваше мнение по поводу последних исследований мага Н., до свидания», а это были... все. Даже его однокурсники в Тибидохсе за пять лет совместной учёбы ни разу не заинтересовались Шурасиком как личностью, а не как ходячим справочником, что уж говорить про остальных?

В Магфорде ситуация не изменилась. Все надежды, которые Шурасик лелеял во время написания диплома и подготовки к переходу в магспирантуру Магфорда, не сбылись. Ему мнилось, что теперь его соученики будут взрослее, серьёзнее и умнее, но на деле они мало чем отличались от тибидохских: свёрнутости на драконболе здесь было даже больше (ещё бы! у них мировая знаменитость Гурий Пуппер!), а интерес к учёбе проявлялся в свободное от остальных занятий время.

Спохватившись, что снова отвлёкся, Шурасик мысленно отругал себя. Работа была почти закончена, и последние полчаса он сидел над заключительной фразой, которую никак не мог сформулировать. Хотелось, чтобы это было нечто яркое, умное, даже где-то язвительное и вместе с тем — ёмкое.

Встав со стула и потянувшись, Шурасик подошёл к клетке со своей совой. Он купил её в порыве после прочтения третьей слезливой истории о бедственном положении этих пернатых, а теперь безуспешно пытался взрастить в себе любовь к питомцу. Что и говорить: отношения с живыми существами складывались у него куда как хуже, чем с книгами.

Он просунул пальцы сквозь прутья, чтобы погладить совушку, но та, нахохлившись, клюнула его и отодвинулась на жердочке. Шурасик ойкнул и спешно сунул палец в рот. Как раз в этот момент его озарило, и он, уже готовый отругать сову, кинулся обратно к пергаменту и левой рукой неловко и криво, зато быстро, написал последнее предложение размером в три строки мелким почерком.

Перечитав его, он остался доволен. Призвав к себе магтечку, он достал флакончик с зельем, покапал на раненый палец и вернулся к работе: дело оставалось за малым — заговорить перья, чтобы они переписали работу на новые пергаменты. Афишировать использование лопухоидной ручки он не хотел.

Оправив мантию и стряхнув с плеч несуществующие пылинки, Шурасик вышел за дверь и со всей тщательностью запер её на три общепринятых заклинания и два — собственного авторства. По расписанию у него сейчас была прогулка в парке: свежий воздух стимулировал мозговую деятельность.

Выйдя через главный вход Магфорда, Шурасик спустился по ступеням и сразу ступил на аккуратно подстриженный газон. Трава была заговорённой, и за ночь все протоптанные днём тропинки зарастали.

С драконбольного поля то и дело доносились фанатские крики: там тренировалась команда Магфорда, от участия в которой бедный Пуппер не мог отделаться даже после выпуска. В магспирантуру он поступать не стал, уйдя в профессиональный спорт, но раз в неделю обязательно прилетал потренироваться в новом составе Невидимок.

Шурасик повернул к лесу, быстро проходя часть с беседками, где по весне частенько прятались влюблённые. Он заходил всё глубже в лес, постепенно удаляясь от шума послеобеденной жизни универа.

Он хотел подумать о чём-то лёгком, ни к чему не обязывающем, что не потребовало бы немедленной записи в блокнотик ввиду ценности для будущих поколений, но даже при взгляде на такие простые и легкомысленные вещи, как цветочки или птички, он сразу же вспоминал те или иные справочные данные.

Будь у Шурасика ребёнок и дерни он сейчас отца за рукав («Папа, папа, а что это летит?»), Шурасик бы сказал любознательному чаду примерно следующее:

— Это бабочка, принадлежащая к семейству Pieridae (пи-е-ри-де!). Она называется Pieris brassicae (пи-е-рис бра-си-ка-е!)*. Можешь записать.

Он заочно презирал всех родителей, которые отделывались стандартным:

— Это бабочка-капустница, идём дальше, малыш, не отставай! — а сами мечтали поскорее завершить прогулку и вернуться домой, к зудильнику с его магвостями.

Но детей у Шурасика не предвиделось даже в самом отдалённом будущем. Для этого была необходима если не жена, то хотя бы просто девушка, а Шурасик совершенно не знал, как их заводят, этих девушек, а если какая-то случайным, невероятным образом заводилась сама, то Шурасик первый сбегал от неё: его душа так не страдала от одиночества, как от близости непроходимой тупости.

И даже очаровавшая его в своё время умненькая Лена Свеколт куда-то делась: некромагу не позволили жить в Магфорде, а о встречах за его пределами им раз от разу становилось сложнее договариваться. Несколько дней после расставания они скучали, затем постепенно успокаивались, радовались новой встрече, снова скучали, снова успокаивались и опять радовались — и рано или поздно эта бесконечная карусель должна была надоесть если не одной, так другому.

Шурасик был несчастен. Он страдал от своей привычки смотреть на людей как на идиотов, но что он мог поделать, если действительно был умнее и эрудированнее абсолютного большинства людей, что встречались ему на жизненном пути? Он отчаянно хотел быть ими понятым, пускался в пространные объяснения каждой своей мысли, старательно упрощая её формулировку, но в какой-то момент забывался, увлекался, начинал сыпать привычными уже терминами, статистика использования которых гласила «встречается в каждой десятитысячной книге», а когда приходил в себя, осознавал, что собеседник потерял нить рассуждений минут десять назад и теперь робко пытался вставить хоть слово, объяснить, почему он должен уйти прямо сейчас, обещая непременно прислать купидончика, чтобы они могли продолжить эту увлекательную беседу, и, разумеется, никогда не присылая.

Дойдя до своего любимого места в лесу, Шурасик достал из воздуха тяжёлый, толстый плед, расстелил его на траве, положил на один угол блокнот формата А4, рядом — перо, записывающее сразу его мысли, и всё это совершенно без рук. Он выстрелил четырьмя красными искрами с краткими интервалами, даже не задумываясь, какие заклинания произносит.

Улёгшись на спину, он вернулся к своему самому большому труду, который писал вот уже два года: «О важности образования юных магов. Эффективные методы прививания любви к учёбе». В глубине души большой мечтатель, он лелеял надежду когда-нибудь прославиться как маг, положивший конец эпохе полуграмотных выпускников магических школ.

____________
магография — маг+биография
магтечка — маг+аптечка
*транскрипция может оказаться некорректной

@темы: фанфики, G, Таня Гроттер

---

[Mycroft Arthur Holmes]

Название: Мечтать не вредно, мечтать опасно
Автор:  Mycroft Arthur Holmes
Бета:  William Gray
Размер: мини; 2132 слова
Пейринг/Персонажи: Таня Гроттер, Прун, Гореанна, Гурий Пуппер, упоминаются Гробыня и Соловей
Категория: джен
Жанр: унылый юмор
Рейтинг: G
Краткое содержание: Таня случайно поменялась телами с Гурием.
Примечание/Предупреждения: внезапный английский в тексте. Чтобы увидеть перевод, подведите мышку к фразам.
Написано специально для Емце-недельки.


Таня переоделась в пижаму и залезла под одеяло, собираясь сегодня выспаться. Гробыни в комнате ещё не было: вместе с другими фанатками и фанатами Гурия Пуппера она сидела в зале Двух стихий и смотрела по зудильнику матч команды Невидимок и команды бабаев.

Конечно, это было нечестно: она играла в драконбол ничуть не хуже Пуппера, а такой массовой любви ей было не достичь. Не то чтобы она мечтала о подобных размеров фанатском клубе, просто иногда где-то в глубине души её грызла обида на несправедливый мир. И внезапно в её засыпающем сознании вспыхнула удивившая потом её саму мысль: вот бы хоть на день оказаться на месте Пуппера! Просто чтобы узнать — каково это?


Гурий переоделся в пижаму и залез под одеяло, собираясь сегодня выспаться. Он смертельно устал после матча, но не от того, что выложился там на полную, а из-за последовавшего за победой потока журналистов с их однотипными вопросами. Иногда ему хотелось взвыть: да скопируйте вы просто друг друга, я всё равно ничего нового не скажу! Но ставшие уже притчей во языцех английские манеры и мысль о тёте Настурции и самой доброй тёте, которые будут разочарованы невоспитанностью племянника, заставляли его держаться предельно вежливо.

Не то чтобы он мечтал избавиться от своей известности и фанатского клуба, просто иногда где-то в глубине души его колола зависть: Таня Гроттер тоже играла хорошо, но была избавлена от всех минусов его положения. И внезапно в его засыпающем сознании вспыхнула удивившая потом его самого мысль: вот бы хоть на день оказаться на месте Гроттер! Просто чтобы узнать — каково это?


Проснувшись утром, Таня не услышала знакомого посапывания и решила, что Гробыня уже встала и куда-то упорхнула. «На свидание к Жикину», — мысленно хмыкнула Таня, привыкшая уже, что Склепова то и дело принималась издеваться над Дон Жуаном местного разлива, заставляя его то встать ни свет ни заря, то лечь с петухами.

Привычно включив искрой свет, она села на кровати и поражённо замерла: комната изменилась до неузнаваемости. Оглядевшись, Таня не увидела ни одного знакомого предмета, кроме стоявшей в углу метлы со слабо серебрившимися на древке буквами. «Гурий Пуппер — вот кто супер!» было на нём написано — Таня могла поспорить. Она что, сбежала из Тибидохса, прилетела ночью в Магфорд и не помнит этого?!

Схватившись за голову, Таня вдруг не обнаружила своих волос — эти были определённо короче и мягче. Внутренне похолодев, она глянула вниз и не увидела своей груди. Даже провела, не поверив глазам, ладонью: плоская, как доска. Медленно скинув одеяло с ног, Таня взглянула на свой пах и коротко вздохнула. Своего лица она ещё не видела, но уже была уверена: она в теле Пуппера.

Внезапно её пробило на смех, и она упала обратно, утыкаясь носом в подушку: Пуппер-то наверняка в её теле! Интересно, каково ему будет проснуться в одной комнате с Гробыней и что покажут Чёрные шторы?

Отсмеявшись, Таня вылезла из постели. В комнате было две двери, и она наугад толкнула ту, что была ближе. Это оказалась ванная, причём не деревянная, как в Тибидохсе, а современная, как у Дурневых в квартире. «Удобно быть Пуппером, личная ванная», — оценила Таня. Принявшись раздеваться, чтобы принять душ, она смутилась и постаралась не смотреть вниз. Потом подумала, что Пуппер-то вряд ли упустить возможность... изучить (скажем так) её тело, и всё-таки осмотрела себя, слегка краснея.

«Вот и желай потом поменяться с кем-то местами», — мысленно буркнула Таня, включая воду и вставая под тёплые упругие струи. Интересно, завтра всё вернётся на круги своя или её желание было воспринято... слишком всерьёз? Таня надеялась на первое. И ещё на то, что Пуппер не успеет за целый день ничего натворить.

Вытершись полотенцем, Таня вернулась в комнату и заглянула в шкаф. Какой Гурочка всё-таки аккуратный мальчик, всё по полочкам разложено... Не то что у них с Гробыней — бардак в комнате.

Не зная, как Гурий обычно одевается, Таня решила натянуть просто драконбольный комбинезон, а затем, влекомая каким-то азартом, подхватила метлу, распахнула окно и шепнула Торопыгус угорелус, ещё не усевшись толком.

«По пути разберусь», — подумала она, когда порывом ветра её чуть не снесло с древка, и сильнее вцепилась руками в метлу. «Вот сейчас как Гурия опозорю», — мелькнуло в голове, когда Таня представила, как выглядит со стороны. Она постаралась расслабиться и разжать одну руку, представляя, что ею нужно поймать драконбольный мяч. Потом разозлилась сама на себя — какое ей дело, что о Пуппере подумают? Он-то вряд ли озаботился тем, какое впечатление производит, будучи в теле Тани. Пусть лучше вообще не думают о нём, это чревато!..

Поднявшись повыше, она принялась облетать территорию Магфорда, смутно ощущая где-то поблизости их защитный купол. Оставалось надеяться, что Гурий тоже вспомнит про Грааль Гардарику и не рванёт домой на контрабасе Тани, расплющив о купол и её тело, и инструмент.

Незамеченной она летала недолго: вскоре на драконбольное поле высыпали фанаты Гурия со своими плакатами. Таня, уже освоившаяся на метле, помахала им обеими руками. Толпа ахнула: обычно осторожный Гурочка позволял себе отрывать от метлы обе ладошки только в самые напряжённые моменты матча. Если вообще отрывал, а не летал, испуганно вцепившись в неё всеми конечностями: под плащом-то невидно. Внезапно Таня ощутила себя идиоткой: чего стоило захватить гуровский плащ-невидимку и провести спокойно день в воздухе! А теперь поздно за ним возвращаться: в комнате наверняка караулят Прун с Гореанной, чтобы узнать, чего это Пуппер смылся чёрте куда, не позавтракав? А как же здоровое питание, а как же тренерские рекомендации?

Настроение резко испортилось. Не прошло и двух часов, а Таня уже думала, что ни за что не хочет быть Пуппером. Ночное желание показалось вдвойне глупым.

Подлетев было к фанам поближе, Таня хотела было крикнуть им «Привет!», но вовремя спохватилась, что она в Англии. Значит, нужно кричать «Hi!»?

Чуть подумав, Таня просто сделала мгновенный перевертон (пусть Пуппер попробует потом повторить!) и спиной вперёд унеслась в сторону леса. Ей вдруг пришло в голову, что она не знает английского, а значит не сможет даже объяснить, чего хочет на завтрак, если, конечно, Гурия вообще спрашивают, чего он хочет, а не просто пихают в него витамины и белки.

Этот манёвр оказался неожиданно действенным: верные хранители Прун и Гореанна, а также пара десятков добровольцев из числа фанов отправились на поиски «сошедшего с ума» кумира (не иначе, как бабаи его зомбировали, не вынеся поражения!), и Таня смогла беспрепятственно вернуться в комнату. Конечно, окно к тому времени уже было закрыто, — наверняка из тех соображений, чтобы температура не упала слишком низко, а то Гурочка вернётся к себе и заболеет, — но Туманус прошмыгус решил проблему. Кольцо Гурия выстрелило красную искру крайне неохотно, и Тане даже показалось, что, имей оно голос, на неё посыпались бы тонны нравоучений.

Найдя в шкафу мантию-невидимку, Таня накинула её на себя и посмотрелась в зеркало, проверяя, не оставила ли случайно заметной пятку или не зацепилась ли мантия где за застёжки комбеза.

Выйдя из комнаты, она отправилась гулять по коридорам Магфорда. В животе настойчиво урчало, и приходилось то и дело сжимать мышцы пресса.

«Если Гурий делает зарядку, то он может быть спокоен: парочку упражнений я ему обеспечила», — раздражённо подумала она, поднимаясь по лестнице в третий раз. Должна же здесь где-то быть кухня? Завтрак она точно пропустила, и можно было даже не надеяться, что на столах осталось что-то. Конечно, англичане не столь пунктуальны и дотошны, как немцы, но и у них завтрак явно не растягивается на три часа. Но где-то же его готовят?

Пока Таня, пыхтя, то поднималась, то спускалась, преодолевала бесконечные коридоры и с трудом протискивалась в узкие проходы, настало время ланча. Студенты вышли из аудиторий и направились в столовую, чуть не сбив с ног замешкавшуюся Таню.

По пути в столовую Таня, напрягшись, телепортировала себе русско-английский разговорник из пипиной спальни. Пипа купила его на волне увлечения Пуппером, говоря, что будет смотреть фильмы о нём в оригинальной озвучке, но так ни разу и не открыла.

Место Пуппера в столовой определить было легко по скоплению за столом фанов. Сидел он очень удачно: с самого края рядом с Пруном и напротив Гореанны.

Таня быстро села за стол, размышляя, как бы съесть этот небольшой ланч и не выдать себя? Разговорник спокойствия ей не принёс и общаться ни с кем по-прежнему не хотелось.

Прун, судя по интонации, жаловался на что-то Гореанне и выглядел настолько поглощённым этим нехитрым делом, что Таня решила рискнуть, тем более что сама Гореанна была, казалось, обеспокоена только тем, как бы у неё сглаздамат не спёрли.

Когда тарелка Пуппера опустела, Гроттер случайно царапнула её дно зубчиками вилки, привлекая к себе внимание.

Прун вскочил.

— Oh, Gury, you’re here! Where have you been? We were looking for you, — с волнением в голосе произнёс он.

Понявшая только имя Таня быстро, на ломанном английском произнесла вычитанную в разговорнике фразу:

— Everything is okay! — надеясь, что это было к месту.

Учитывая, что это было первым, что она сказала за время нахождения в теле Гурия, голос его прозвучал странно: сначала ненормально высоко, затем не по-пупперовски низко. Решив, что сейчас все точно заподозрят в личности под плащом самозванца, Таня быстро откинула капюшон, чтобы явить гурехранителям родное личико.

Прун и Гореанна переглянулись.

— Are you sure? — излишне мягко спросила девушка, и Таня вдруг ясно представила себе, как её сейчас хватают и тащат к магнетезёрам.

— Sure! — поспешно, доверившись интуиции, воскликнула она, накинула капюшон обратно на голову и выбежала из столовой.

На её счастье, после ланча у команды Невидимок была тренировка. Тренер отнёсся к подозрениям Пруна и Гореанны со всей серьёзностью, но тут же успокоил их тем, что сейчас проведёт пробный матч, разделив команду на две части, и сразу станет ясно, Пуппер ли перед ними.

Таня, разумеется, не поняла ни слова из их разговора, но тренер, привыкший не кричать команде, когда она была в воздухе, а показывать что-то руками, яро жестикулировал, позволив лже-Гурию уловить общий смысл.

С метлой Таня за утро навострилась управляться, а плащ позволил скрыть явные тактические ошибки. Вернее, это тренер невидимок считал такую игру тактической ошибкой, Соловей бы скорее бросил Тане после тренировки скупое «сойдёт», втайне довольный её успехами.

Умудрившаяся не только поймать обездвиживающий мяч, но и пролистать разговорник, Таня пол-игры шептала кое-как составленную фразу «It was cool, but I’m tired», и после тренировки сумела произнести её довольно чисто и даже небрежно.

«Вот бы наши также легко отставали», — с лёгкой завистью подумала Таня, когда лже-Пуппера в её лице тут же отпустили в комнату. Разумеется, Прун и Гореанна не могли не сопроводить своего подопечного, но держались поодаль и с вопросами не лезли.

Оказавшись в спальне, Таня стянула наконец-таки комбинезон и приняла душ, а затем решила одеться в привычную для себя одежду: джинсы и свитер, благо и такое было в гардеробе Пуппера. Правда, стоил один свитер Гурия, скорее всего, как три таниных, но это были уже мелочи.

Рухнув на кровать, Таня подумала, что скоро определённо проголодается. Идти в столовую значило сидеть, есть и отмалчиваться. Кто знал, как Пуппер на самом деле ведёт себя за столом? Может, он болтает без умолку с набитым ртом? Или шутит шутки? Или флиртует с Гореанной? А может и с Пруном, кто знает этого любителя драконбола.

Подозвав к себе на хап-цап разговорник, которым чуть не получила в голову (вот и лови после этого мячики на поле), Таня вновь углубилась в «изучение» английского, мысленно пообещав себе после возвращения хоть шантажировать Шурасика, но заставить его придумать что-то, что позволит быстро выучить иностранный язык. Если, конечно, такого заклинания или обряда уже не существует.

Выглянув в коридор, Таня сразу заметила дежурившего у дверей Пруна.

— May I ask you to bring me my dinner in the room? — старательно выговорила она, надеясь, что ничего не напутала. Скосив глаза на ладонь, где у неё была записана подсказка, Таня добавила: — I think Carilin mad at me.

Хорошо, что тренер поставил Курло в другую команду. Теперь можно воспользоваться этим, как предлогом: вдруг эта ненормальная решит взглянуть в сторону ужина победившего лже-Гурия и сглазит его ужин?

Прун засмеялся, восприняв это как шутку, но ужин принёс, а потом ещё даже забрал опустевшие тарелки. Таня, вновь измучив разговорник и свой мозг заодно, сообщила ему, что немного позанимается. Верный гурехранитель отреагировал на это с энтузиазмом и, кажется, сказал о приближающейся контрольной по какому-то предмету.

Что это за предмет, так и осталось для Тани загадкой: разговорник, к сожалению, магических терминов не знал. Но он и так сильно сегодня помог ей, так что она даже поцеловала в порыве его обложку.

Просмотрев учебники Пуппера, Таня выписала себе на листочек названия предметов, решив потом узнать, что значат все эти незнакомые слова (ей внезапно стало интересно, насколько отличаются их учебные программы), и вызвала купидончика, отправив письмо самой себе и наказав доставить его только завтра вечером.

От скуки Таня даже заглянула в ящики стола, но трогать ничего не решилась, только окинула поверхностным взглядом.

Почувствовав наконец усталость, Таня даже обрадовалась. Она кое-как составила для Гурия записку, понадеявшись, что тот поймёт если не всё, то хоть общий смысл, переоделась в пижаму и залезла в кровать. Стоило ей погасить свет, как в комнату заглянула сменившая Пруна на посту Гореанна и тихо сказала:

— Night!

— Night! — чуть испуганно повторила Таня-Гурий, поняв смысл слова только когда дверь закрылась: ей просто-напросто пожелали спокойной ночи. И ночь действительно обещала быть спокойной, под охраной верных гурехранителей. А вот утром придётся разбираться с тем, что успел натворить Гурий в её теле, и оно уже вряд ли будет спокойным.

«Лишь бы он контрабас не разбил, а с остальным справлюсь», — подумала Таня, засыпая.
____________
Перевод:
Hi! — Привет! (англ.)
Oh, Gury, you’re here! Where have you been? We were looking for you — О, Гурий, ты здесь! Где ты был? Мы искали тебя (англ.)
Everything is okay — Всё в порядке (англ.)
Are you sure? — Ты уверен? (англ.)
Sure — Уверен/Конечно (англ.)
It was cool, but I’m tired — Было круто, но я устал (англ.)
May I ask you to bring me my dinner in the room? — Могу я попросить тебя принести мне ужин в комнату? (англ.)
I think Carilin mad at me — Кажется, Кэрилин злится на меня (англ.)
Night — [Спокойной] ночи (англ.)

@темы: фанфики, G, Таня Гроттер

---

[Mycroft Arthur Holmes]

Название: Мы ещё покажем судьбе мгновенный перевертон
Автор:  Mycroft Arthur Holmes
Бета:  William Gray
Размер: миди; 4206 слов
Пейринг/Персонажи: Соловей/Таня, Гробыня, Ванька, Баб-Ягун, Сарданапал, Поклёп Поклёпыч, Гуня Гломов (намёк на Гробыня/Гуня), намёк на Лиза Зализина/Ванька (односторонний)
Категория: гет
Жанр: драма, флафф
Рейтинг: PG
Краткое содержание: Гробыня и Таня гадают на суженного под Рождество, а Соловей получает в подарок зеркало, рассказывающее о чувствах.
Примечание/Предупреждения: АУ к последним книгам: почти весь курс Тани остался в магспирантуре.
Написано специально для Емце-недельки.


Гробыня поставила на стол два зеркала друг на против друга, по краям от них — две чёрных толстых свечи, и удовлетворённо кивнула сама себе.

— Всё, Гроттерша, брысь из комнаты! — скомандовала она.

— С какой это стати, Склеп? — Таня оторвалась от книги по белой магии, которую лениво почитывала время от времени, делая вид, что дополнительные занятия её страсть как заботят, и повернула голову к соседке.

— Гадать буду, — пояснила Гробыня. — Ну Гроттерша, ну не будь упрямой... Гроттершей! Постой пять минут в коридоре, что тебе, жалко, что ли? Или книжки читаются только лёжа? Стоя зрение не так быстро портится? — съязвила она.

— Стоя не так эффективно Безумные стекольщики вызываются, — парировала Таня. Оценивающе взглянув на Склепову, она уступила. Отложила книгу и встала с кровати, потягиваясь. — У тебя ровно пять минут! — сказала она напоследок, но скорее просто для проформы, по давней привычке вечно язвить и не давать Гробыне спуску, чем в самом деле собираясь засекать время.

Она прошлась по коридорам до зала Двух стихий, а затем, поддавшись внезапному порыву, повернула к лестнице и вышла на балкончик. Почти сразу ей стало холодно, и Таня пожалела, что не захватила мантию. Несмотря на то, что по уставу школы (который полностью знал, скорее всего, один только Поклёп Поклёпыч) ученикам полагалось носить мантии всегда, преподаватели смотрели на нарушение этого правила сквозь пальцы. Сама Таня надевала её только в холода: хороший способ утеплиться и сэкономить на тёплой одежде.

На улице шёл снег, и Таня, оперевшись о перила, нагнулась, чувствуя, как на волосы садятся снежинки. Ей было тоскливо. Сердце то ли замерзало вместе с природой, то ли, напротив, стремилось биться быстрее, горяча кровь.

Учёба ей приелась. В магспирантуре на неделе было меньше лекций, чем на курсах школы, зато заданий больше, а каникулы — реже. Ей порой казалось, что, если бы не драконбол, она бы совсем превратилась в зомби. Она теперь не только играла сама, но и тренировала вместе с Соловьём первогодок, присматриваясь к ним и стараясь разглядеть будущие таланты. После тренировок она всё чаще стала оставаться с Соловьём, и они либо сидели на трибунах, либо, если погода не позволяла, уходили в раздевалку и разговаривали. Поначалу — обсуждали игроков, или драконов, или ворчание Дедала Критского, или даже погоду, на которую Таня любила порой поворчать. Для драконболиста не существовало понятия «нелётная погода», и приходилось пересиливать себя, чтобы подняться в воздух в дождь или метель. Правда, неохота её брала только пока она стояла на земле, уже через пять минут полёта восторг захватывал её, и погода отходила на второй план.

Но невозможно было каждый раз обсуждать одно и то же: игроки не менялись каждый месяц, драконы вели себя в целом одинаково, Дедал раз от разу не выдавал ничего нового, и даже погода не изобиловала особым разнообразием. И постепенно к темам разговоров добавилась танина учёба. Первое время, необъяснимо для Тани, Соловей реагировал на это мрачно, но неизменно помогал ей, хотя Гроттер и не просила. Лишь потом она поняла, что старый тренер считал, будто им пользовались, и испытала целую гамму чувств от обиды, что тот о ней такого мнения, до удивления, от чего он в таком случае сразу не отправил её в библиотеку к джинну Абдулле. Не осталась в стороне и уязвлённая гордость: Соловей правда думает, что она так никчёмна, что сама не справится?

Но больше всего Таня не могла понять, почему он всё же помогал ей, если это так претило его натуре и казалось ему... унизительным? Логика и здравый смысл подсказывали, что Соловей мог хотеть, чтобы у неё оставалось больше времени на драконбол, а тихий голосок в глубине души, что можно было назвать интуицией, шептал, что Соловей просто хотел проводить время с Таней, и не так важно, чем они занимаются.

На балкон вышел Ванька, держащий в руках пряник. Над его ухом пищал, потрясая письмом, купидончик. Валялкин освободил пряник от упаковки и протянул крылатому почтальону. Тот с довольным видом запихал пряник в сумку, сверху небрежно сунул конверт и полетел, то и дело проваливаясь в воздушные ямы.

— Родителям пишешь? — спросила Танька, провожая купидончика взглядом.

Ванька кивнул.

— Рождество. Отец... отмечает, — неохотно ответил он. Таня уловила невысказанное: отец не столько отмечал, сколько использовал это как повод выпить.

— Так вот чего Гробыня... — догадалась она, но осеклась, бросив взгляд на Ваньку.

— Чего Гробыня? — будто не заметив её заминки, переспросил тот.

— Увлеклась гаданиями, — пояснила Таня не более охотно, чем ранее Ваня упоминал отца. И о чём, спрашивается, они вообще могли говорить, если куда ни ткни, так запретная тема?

— На суженного? — спросил он. Танька кивнула. — А ты? Не гадаешь?

— И без гаданий мне... суженных хватает, — буркнула Таня и резко вскинула голову, отчего снежинки, успевшие покрыть её голову, взметнулись, устраивая локальный снегопадик. — Я замёрзла, — заявила она и быстро ушла с балкона.

Избегать Ваньку она начала как-то незаметно, лишь на совместных парах продолжая неизменно садиться с ним, но просто для того, чтобы это место не заняла Зализина. Конечно, позиция «сам не гам и другому не дам» чести ей не делала, но она была согласна на кого угодно рядом с Ваней, только не на Лизку, и сама не могла объяснить такой избирательности.

Она влюблялась в Ваньку медленно и словно неохотно, не до конца понимая, что вообще такое «любовь» и с чем её едят, а разлюбила как-то в раз, просто проснувшись утром и не обнаружив на привычном месте привычных чувств, хотя ещё долго ревновала его, считала своим и не согласна была отпустить, и её саму тяготило это несоответствие мыслей и действий.

Вернувшись в комнату, Таня обнаружила осколки зеркал и оплавленные подсвечники. Склепова валялась на кровати, сложив ноги на подушке, и листала «Сплетни и бредни». Увидев Гроттершу, она отшвырнула журнал и села на кровати.

— Они показали мне Гуню! Прикинь? Мне, такой замечательной, всю жизнь жить с этим... мужланом? — запнувшись и не сразу подобрав Гломову подходящего определения, гневно выдала она. — Я так и представляю себе, как в старости прошу этот Гломус-вломус принести мне стакан воды! А ты чего такая мокрая? — без перехода спросила Гробыня, окинув Таню внимательным взглядом. — Рыдала возле камушка? — вкрадчиво добавила она, имея в виду, конечно, тот камень, на котором Леопольд Гроттер оставил стрелку-направление на Лысую гору.

— Принимала душ в одежде, — огрызнулась Таня, которой Склепова попала по больному месту, и сердито буркнула заклинание, высушивая кофту и волосы. Распалившись, она выстрелила ещё несколькими искрами, Какновусом чиня зеркала и восстанавливая подсвечники. Одна из искр получилась красной, и Таня потрясла руку с перстнем, словно это была его вина.

Гробыня прищурилась. Цвет искры не остался ею незамеченным.

— Кто-то слишком много играет в драконбол? — насмешливо поинтересовалась она. Разумеется, имелось в виду, что кто-то слишком много общается с Соловьём, но Гробыня была девушкой дальновидной, научившейся различать настроение Тани, и потому воспользовалась нейтральной формулировкой. — Ванечка-то не ревнует? — не получив отпора сразу, она мгновенна стала наглее.

— Сиди со своим Гуней и не лезь в чужие отношения, — фыркнула Таня.

— Да ну, это просто гадание дурацкое, — поморщилась Склепова. Она и так слишком долго удерживала в себе возмущение, чтобы пожаловаться Гроттерше, и сейчас быстро отошла, вновь становясь собранной и деловитой. — Оно всё врёт. Давай ты тоже погадаешь?

— Я не буду, — отказалась Танька, но Гробыня, не слушая её, уже доставала новую пару свечей.

Воткнув их в подсвечники и выровняв зеркала, она проинструктировала Таню:

— Выключаешь свет, зажигаешь свечи и смотришь в отражение зеркала в зеркале.

— «Чур меня» говорить? — вздохнув, поинтересовалась Гроттер. Она уже поняла, что ей не отвертеться. Да и не очень-то хотелось, если быть честной. Любопытство потихоньку побеждало.

— Ага, особенно если мертвяка увидишь, — насмешливо подтвердила Гробыня. — То-то он рад будет, если ты зачураешься, — она хмыкнула и выскользнула из комнаты, оставляя Таню наедине с зеркалами.

Та ещё помедлила с минуту, но затем шепнула Пробкис вырубонис и сразу после — Панидис паленус. Одна за другой полыхнули две зелёные искры. Свет погас, а свечи загорелись.

Таня вглядывалась в зеркало, но видела лишь своё отражение и отсвет свечей. Раздосадованная, она уже подняла было руку, чтобы затушить их, но тут что-то неуловимо изменилось, и в коридоре отражений появилось мужское лицо. Едва увидев повязку на глазу, она узнала его и резко вскочила, ударив коленом стол. Упала и погасла одна их свечей, и видение тут же исчезло.

Когда Гробыня вернулась в комнату, зеркала и свечи стояли на своих местах. Таня убрала даже капли воска, оставшиеся от упавшей свечки.

— Ты права, дурацкое гадание, — сказала она, не дожидаясь вопроса.

— Что, поручика Ржевского показало? — заржала Гробыня.

— Тоже Гломова, — с невозмутимым видом отозвалась Таня, с удовольствием отмечая мелькнувшую на лице Склеповой тревогу. Гуня ей был как будто не нужен, но он всегда оставался «крайним вариантом», наличие которого успокаивало и придавало уверенности.


Утром Таня отправилась на Белую магию к Сарданапалу, а после — в библиотеку, вернуть «условно дочитанную» книгу и взять какой-нибудь справочник по гаданиям. Может быть, Гробыня ошиблась, и это гадание показывало... любимого преподавателя? Хотя Гломов, конечно, на преподавателя походил мало. Тогда... любимого собеседника? Снова сомнительно: Гробыня, конечно, обладала извращёнными вкусами, но даже она вряд ли находила беседы с Гуней настолько увлекательными. Куда ни глянь, а иначе появление Гуни, кроме как любовью, которая, как известно, зла, объяснить было сложно. Оно выходило натянутым, это объяснение. Получалось, что и Соловей... Думать об этом было неловко. Все их разговоры касались весьма общих тем и никогда — личных, а тут она вдруг придёт и признаётся Разбойнику в любви? Она могла представить, как он хмыкнет, постучит себя костяшками по лбу, а затем рявкнет, чтобы она выбросила весь бред из головы и шла на поле, а сам ляжет на нижнюю трибуну и будет долго-долго неотрывно смотреть на неё под бормотание Дидала Критского. Вот бы попросить Ягуна подзеркалить его в этот момент, да только вряд ли Соловей так просто поддастся, а подставлять друга не хотелось.

Книг про гадания, как и про любовь с её любовными заклинаниями, в библиотеке находилось великое множество, можно было запросто убить не один вечер даже на быстрое пролистывание. И как только у Гробыни хватало терпения изучать всё это?

Впрочем, то гадание, которое искала Таня, встречалось часто и везде отмечалось, как одно из самых точных, так что она остановилась уже на первых пяти книгах. Конечно, можно было бы ограничиться и вовсе одной, но привычка — страшная сила: при выполнении домашних заданий всегда рекомендовалось пользоваться несколькими источниками.

Выйдя из библиотеки, Таня поспешила в зал Двух стихий на обед: завтрак она сегодня проспала, и есть сейчас хотелось просто зверски.

Скатерть попалась приличная — картофельная, и Таня уплетала драники за обе щёки под ворчание недовольного Ягуна. Шоколадная скатерть попадалась им последний раз дней пять назад, и тот считал, что это слишком давно.

— Не иначе как наш стол прокляли! — заявлял он и после обеда убегал то к Ягге, то к себе в комнату за новым лысогорским каталогом «Примочки крутых магов», выискивая очередной амулет, способный снять проклятие и вернуть ауру удачливости. Таня, не без оснований считавшая, что шоколадная скатерть и раньше попадалась им не чаще, смотрела на его беготню сквозь пальцы, разделяя мнение Гробыни «Человек без загонов — мёртвый человек!», любившей этой фразой оправдывать любой свой поступок, не вписывающийся в рамки негласных правил общества, в котором она находилась в тот или иной момент.

Утолив первый голод, Таня включилась в застольный разговор и принялась поглядывать по сторонам, то и дело бросая взгляд на Соловья, раз от разу тревожнее.

Сегодня был последний учебный день перед зимними каникулами, на которые очень многие покинут замок: ученики отправятся по домам проведать родных, а магспиранты, особенно из тёмных, собирались праздновать Новый год на Лысой горе. Она становилась в это время особенно неспокойной, но именно щекотавшее нервы ощущение опасности всех туда и влекло.

В замке оставались немногие; из команды по драконболу, не считая их с Ягуном, человека два или три. О полноценных тренировках в таком составе речи и не шло, а уж если учесть, что эти два или три человека... да и Ягун, пожалуй, тоже, скорее всего захотят под разными предлогами откосить, Таня имела все шансы остаться с Соловьём на заснеженном поле один-на-один. Сможет ли она сделать вид, что ничего не изменилось, и скрыть свои мысли от проницательного Соловья? Если бы...

Стоило ей подумать про каникулы и про Соловья в одно время, как она вспомнила про Новый год и подарки. Ваньке и Ягуну она их уже заготовила, а вот нужно ли дарить что-то тренеру? Другим преподавателям она собиралась преподнести особые магические открытки, но, если говорить откровенно, это было скорее просто чтобы продемонстрировать свои успехи: посмотрите, чего я достигла! Папа, которого мне то и дело ставили в пример на первых курсах обучения, мог бы мной гордиться!

Перед Соловьём хвастаться не хотелось. Да и магия как таковая его беспокоила мало. Подарить что-то, связанное с драконболом? Сомнительно, что она сможет его удивить: за четыреста лет страстного увлечения этим видом спорта чего он только ни видал.


Вечером тридцать первого в зале Двух стихий начался праздник. Все столы были сдвинуты в одну линию, на них красовались самые «вкусные» скатерти из ежедневного набора и несколько из личного запаса академика.

Преподаватели тоже были в усечённом составе: вовсе не все из них хотели провести праздники в обществе коллег. В том числе отсутствовал Поклёп Поклёпыч, и Сарданапал, задумчиво пошевелив усами, снял ограничение на алкоголь для старших. Дело пошло веселее. Кто-то притащил лопухоидный mp3-проигрыватель и колонки, на шум слетелись привидения, предприимчивый Ягун, послав пару купидончиков Шурасику, соорудил магическое подобие диско-шара, и «культурный» «тихий» вечер мало-помалу превращался в весёлую вечеринку. За полчаса до полуночи притащилась Гробыня, заявившая, что Лысая гора успела её достать и всей радости там — заполонившие дороги мертвяки, клянчащие поздравление с такой частотой, что тюфяков для всех не напасёшься, и с её появлением даже заядлые тихони слетели с катушек.

Когда Склепова после третьего бокала шампанского подряд (с дороги очень пить хотелось!) заявила «плевать, что это не Рождество, а Новый год» и начала развешивать всюду омелу, Таня поняла: настал момент уходить по-английски.

Дойдя до комнаты, она взглянула на часы: до полуночи оставалось пять минут. Соловья не было в общем зале, и либо он в таком случае находился на драконбольном поле, либо Таня ни черта его не знала.

Подхватив коробочку с подарком, она вскочила на контрабас и вылетела через окно своей спальни.

На трибунах было пусто, в раздевалке — тоже, и оставался только один вариант. Аккуратно соскочив с контрабаса и убрав его в футляр, Таня приоткрыла ворота ангара Гоярына. Буквально щёлочку, чтобы быстро протиснуться и не разбудить чуткого дракона полоской лунного света.

— Гроттер? — раздался в темноте негромкий знакомый голос, и Таня чуть улыбнулась: угадала. Она оставила инструмент у входа и наощупь двинулась в темноте, не став дожидаться, пока глаза привыкнут ко тьме.

Споткнувшись, она чуть не упала, но вовремя была подхвачена Соловьём. Смущённо высвобождаясь и присаживаясь рядом, она внезапно поняла, что, оказывается, давно хотела проверить, насколько сильны его руки и крепки объятия.

Прижавшись спиной к тёплому боку Гоярына, Таня нащупала ладонь Соловья. Она хотела вложить в неё свой подарок, но Разбойник внезапно сжал её пальцы, и она так и замерла, боясь даже дышать громко.

— Что ты здесь делаешь? — спросил наконец Соловей, отпуская её руку.

— Принесла вам подарок, — отчего-то шёпотом ответила Таня, сбитая с толку. Она протянула коробочку и случайно коснулась ею его несгибающегося колена.

Вздохнув, Соловей что-то быстро шепнул и в воздухе перед ними зажёгся огонёк. Таня давно заметила, что преподаватели часто произносят заклинания едва слышно, и гадала, к чему это. Они используют что-то тайное? Или хотят создать впечатление, что пользуются невербальной магией? Ей было невдомёк, что эта привычка у многих сохранилась со времён магических воин, когда дать противнику понять, какое заклинание ты использовал, значило подписать себе смертный приговор. Другие же просто перенимали её, хотя часто сами не знали первопричины.

Взяв коробочку, Соловей зубами разорвал ленту и снял крышку. Внутри лежало зеркало. Он хмыкнул.

— А набора косметики под потайным дном ты не спрятала?

— Это зеркало, открывающее истинное отношение человека к кому-либо или чему-либо, — пояснила Таня, видя, что Соловей не спешит брать его в руки. — Обычно его использовали влюблённые, чтобы узнать, взаимны ли их чувства.

— Подозреваешь меня в тайной влюблённости? — тихо фыркнул Разбойник, перебивая Таню. Та смутилась.

— Нет, я просто... Я прочитала, что оно подходит не только для этого. Ну, все обычно использовали его из-за любви, но его можно также спрашивать и про увлечения... чтобы узнать, это на неделю или на всю жизнь. И я подумала, что можно так проверять игроков перед тем, как взять их в сборную... — закончила она совсем тихо и неуверенно. Казавшаяся блестящей поначалу идея, озвученная вслух, потеряла всю привлекательность и выглядела просто жалкой.

Соловей всё-таки взялся за ручку зеркала и взглянул в него, выглядя задумчивым.

— Ты его проверяла? — спросил он, изучая танино отражение.

— Нет, тот, кто первым спросит у зеркала что-то, становится его хозяином на следующие пять лет. А если он решает продать или подарить его кому-то, то зеркало его проклинает, — смущённо добавила она.

— Так и думал, что где-то тут есть подвох, — усмехнулся Соловей. Судя по его виду, после такого уточнения зеркало стало нравиться ему куда-то больше.

«Тёмный маг, что с него взять...», — подумала Таня.

— Ревнивые артефакты обычно наиболее точны в выполнении своих функций. Оно проклинает потому, что его даром пренебрегли, и слишком дорожит собой, чтобы оставаться у кого-то одного надолго, — проговорил Соловей, словно объяснял свой внезапно возникший интерес, и Таня всполошилась: не подзеркаливает ли? Но блок был на месте, и она успокоилась. — Где ты взяла его? — спросил он вдруг, опуская руку с зеркалом и глядя на Гроттер уже открыто.

— В лавке проклятых предметов на Лысой горе, — ответила она с ребяческим блеском в глазах.

— Что-о? — протянул Соловей, ожидая, видимо, услышать историю в духе «взяла случайно, а на нём и проклятия нет» (и тут он бы напомнил про отсроченные проклятия) или «взяла несколько предметов с противоположными проклятиями, и они нейтрализовали друг друга» (и тут он бы сказал, что поступок по-идиотски безрассудный, ведь чаще проклятия, наоборот, усиливают друг друга, а не стремятся победить).

— Я попросила однорукого мертвяка принести его, пообещав взамен помочь ему закопаться на рассвете, — произнесла Таня, явно гордясь своей находчивостью.

Соловей хмыкнул. Этот вариант ему понравился.

— Нужно, чтобы стекло запотело. Тогда на нём пишется вопрос. Отвечает зеркало как-то также, — Таня вспомнила, наконец, что так и не объяснила, как им пользоваться.

— «Как-то также»? — уцепился за формулировку Соловей.

— Про это было смутно написано, — призналась она. — Почти никто не делился тем, что и как ответило зеркало. Но оно точно не в голос говорит, — добавила Таня. Уточнение было важное: многие артефакты подобного типа грешили тем, что объявляли свои ответы во всеуслышание, пренебрегая такими понятиями, как «тайна» и «каждому встречному знать не полагается». Иные артефакты ударялись в другую крайность: узнать ответ мог исключительно спросивший, остальные забывали его тут же, даже если им его пересказали.

— Ладно... Проверим, — решился внезапно Соловей и поднялся, быстро, насколько позволяла больная нога, подходя к морде Гоярына. Огонёк поплыл за ним, и Таня осталась в темноте.

От горячего дыхания спящего дракона зеркало быстро запотело, и Соловей принялся быстро водить по нему пальцем. Как Таня ни вглядывалась, ни слова разобрать она не смогла.

Что ответил ему артефакт, Таня знать тем более не могла, однако в лице Разбойник изменился сильно. Его эмоции напомнили Гроттерше её саму после гадания: словно зеркало показало жутчайший бред... ну что там Гоярын, например, на самом деле мечтает их схрумкать, закусив на десерт Тарарахом.

Вернувшись к Тане, он аккуратно положил зеркало обратно в коробку и закрыл её, приваливаясь к спине Гоярына и прикрывая глаза.

— Гроттер... Не обидишься ли ты, если я твой подарок подарю тебе завтра? — спросил он спустя пару минут спокойным голосом, словно ничего не произошло.

— Не думала, что вы собираетесь дарить мне подарок, — хмыкнула Таня.

— Не думал, что соберусь подарить тебе подарок, — серьёзно отозвался Соловей.

— Если это просто... подарок в ответ из вежливости, не нужно, — попросила она. — Подарите мне просто право никогда больше не вставать с Зализиной в пару на тренировках.

Соловей усмехнулся.

— Тогда у тебя будет уже два подарка, а это нечестно, — отказал он. — Ступай, Гроттер, уже поздно.

Двери ангара приоткрылись, намекая, что спорить бесполезно. Разбойник протянул руку и поймал в ладонь огонёк, гася его.

Таня встала и двинулась на выход. Подхватив футляр с контрабасом, она обернулась.

— С Новым годом.

В ответ ей донеслось тихое:

— С Новым годом.


Вернувшись в замок, она словно попала в другой мир: вечеринка из зала Двух стихий перешла на все этажи. Празднующих на самом деле было немного, но впечатление создавалось, что сюда слетелась вся школа.

Она едва успела забросить контрабас в комнату, как её нашёл уже изрядно опьяневший Ягун и куда-то потащил. Хотевшая сначала отсидеться в спальне Таня сдалась и решила, что никто не умрёт, если она один раз позволит себе расслабиться и перестанет пытаться остаться в стороне от веселья.


Она проснулась на утро с больной головой и едва вспомнила, что нужно сделать, чтобы на тумбе появился стакан воды.

Сначала на ней появилась просто вода без стакана и брызнула во все стороны. Сушить тетради Таня не решилась, опасаясь случайно их сжечь. Во второй раз возник стакан, но чему-то из папье-маше и без воды. На третий — стакан с водой, но от воды сильно несло болотом, а на дне плавала кувшинка. Лишь четвёртая попытка увенчалась успехом, и Таня жадно принялась пить.

Уже успевшая привести себя в порядок Гробыня сжалилась и сообщила Гроттерше антипохмельное заклинание. Почувствовав себя значительно лучше, Таня поблагодарила Склепову и отправилась в душ. По пути обнаружилось, что на самом деле уже не утро, а день, джинны уже привели в порядок Тибидохс, а вернувшийся Поклёп Поклёпыч долго брюзжал, а затем вернул ограничение на алкоголь. Перестаравшись, он в порыве воспитательной работы наложил заклятие такой силы, что у кого-то исчез даже кефир, использовавшийся как «народное антипохмельное средство».


Посвежевшая и переодевшаяся Таня вернулась в комнату и заметила, что контрабас лежит не так, как она оставляла его обычно. Проведя ладонью по боку футляра, она вспомнила весь вчерашний вечер в деталях, особенно разговор с Соловьём. Интересно, что за подарок он ей приготовил?..

И где тренера, собственно, искать?

На улице снова валил густой снег, и Таня, как ни пыталась, не смогла обнаружить в себе желания ни лететь, ни идти на драконбольное поле.

К счастью, в замке ещё остались джинны, занимавшиеся до этого уборкой, и один из них снизошёл до разговора с магом, сообщив, что Соловья на драконбольном поле нет, иначе он бы просто не отпустил никуда джиннов, пусть даже и с Поклёп Поклёпычем: из детей Гоярына спал только Ртутный, остальным нужно было наполнить поилки.

Впрочем, к драконам отправился Тарарах. Несмотря на то, что отрывался он вчера не меньше учеников, а выпил так и вовсе больше всех, ни усталость, ни похмелье его не беспокоили, что вызвало зависть у Гуни Гломова, который после наведённого завучем порядка лишился оставленного «на опохмел» пива, а воспользоваться заклинанием не мог ввиду врождённого тугоумия, и даже Гробыня тут ничего не могла поделать.

Соловья Таня нашла, как ни странно, в зале Двух стихий. Обычно полный народу, сейчас он был совершенно пуст, не считая их двоих. Кто-то всё ещё отсыпался после сумасшедшей ночи, кто-то локально собрался в чьей-то спальне, большинство же просто пережидали, пока утихнет Поклёп, чтобы потом продолжить.

— Доброе утро? — усмехнулся Соловей, когда Таня подошла к нему.

— Вы сами когда легли? — буркнула она, пряча рвущуюся на губы улыбку. Она была рада видеть Соловья и особенно рада, что для того, чтобы увидеть его, не пришлось тащиться сквозь метель. Выглядело так, словно раньше она приходила к нему, а теперь он пришёл к ней.

— Я уснул в ангаре Гоярына сразу, как ты ушла, — с непроницаемым лицом сказал Соловей. Он лукавил: сон долго не шёл к нему, занятому размышлениями. — Дай руку, — попросил он, переводя тему, и Таня взглянула на него непонимающе, но руку дала.

Он провёл пальцами по её запястью, а затем застегнул на нём браслет с маленьким кулончиком. Таня поднесла его поближе к глазам и разглядела стрелу с надломленным наконечником.

Соловей наблюдал за ней и неосознанно коснулся шрама на месте выбитого глаза.

Таня вскинула голову.

— Это?..

— Это, — кивнув, тихо подтвердил Разбойник.

Она провела пальцем по стреле, а затем, как-то судорожно вздохнув, наклонилась и быстро поцеловала Соловья в губы, прижимаясь к нему. Соловей обнял было её в ответ, но со стороны коридора послышались голоса, и Таня отпрянула.

— Надеюсь, ты не скажешь, что мне нужно сначала закончить магспиратуру, — быстро выпалила она и, развернувшись, почти выбежала из Зала, оставив Соловья потрясённым и растерянным.


Таня остановилась, когда оказалась у камня со стрелкой отца. Тяжело дыша от быстрой ходьбы и сотни преодолённых ступенек, она привалилась спиной к стене. В глаза бросилась старая, выученная уже наизусть фраза:

«Выше нос, Лео! Мы ещё покажем судьбе мгновенный перевертон!»

Таня усмехнулась про себя. Вот уж точно мгновенный перевертон. Сложно придумать что-то, лучше описывающее происходящее.

Она прикрыла глаза и свистнула купидончика. Хотелось срочно сказать Соловью кое-что, но встречаться с ним лицом к лицу она пока была не готова. Достав из воздуха тетрадь, она досадливо перелистнула первые, ещё влажные страницы, и вырвала лист из середины. Вместо пера в руку ей прыгнул невесть откуда взявшийся голубь. Пару секунд тупо на него посмотрев, Таня поняла, что вместо пера подспудно пожелала получить ручку из своего старого пенала, хранившегося на лоджии в квартире дяди Германа. Она не знала, что тётя Нинель давно уже выбросила все её вещи, и ручки на лоджии просто не было, зато рядом как раз в этот момент пролетал голубь.

Вздохнув, Таня заставила себя успокоиться. Было очевидно, что в моменты волнения и рассредоточенности магия у неё начинает чудить, выдавая совершенно неожиданные результаты. Она попробовала ещё раз и теперь уже достала перо. Даже с чернильницей, которую от неожиданности чуть не разлила.

«Я гадала в ночь перед Рождеством.
Т.»

— За угощением вернёшься позже, — сказала купидончику Таня, складывая лист вдвое и разглаживая на месте сгиба. — Соловью, — она вручила возмущённому купидончику записку. Тот сначала явно собирался стоять на своём, не собираясь и взмаха крыльями сделать без пачки печенья, но затем прикинул, что лететь в пределах острова и махнул рукой. Зато потом можно будет потребовать целых две плитки шоколада. Отсроченная оплата, проценты... Этот купидончик явно переобщался с Семь-пень-дыром.

Конечно, Тане ничего не стоило телепортировать угощение хотя бы и из шкафчика тёти Нинели, как она проделала это недавно с тетрадью, голубем и пером, но её настолько затопили сейчас эмоции, что она опасалась перестараться и перенести сюда сам шкафчик.

Ответ пришёл быстро. На обратной стороне таниного листа было криво, словно Соловей тоже писал на коленях, нацарапано:

«Не скажу.
С.»

И ответ этот явно был на её сказанные последними слова, а не на записку.

@темы: фанфики, PG-13, Таня Гроттер

---

[Mycroft Arthur Holmes]

Название: Ты ещё не умер
Автор:  Mycroft Arthur Holmes
Бета:  William Gray
Размер: миди; 4909 слов
Пейринг/Персонажи: Арей/Дафна, Мефодий, Эссиорх, Гопзий Руриус, ОЖП, ОМП
Категория: пре-гет
Жанр: драма
Рейтинг: PG
Краткое содержание: Арей снова лишается дарха, но на этот раз - навсегда.
Примечание/Предупреждения: смерть второстепенных персонажей, АУ по отношению к Магу полуночи

возможный спойлер

(Дафна не надела крылья Мефу), АУ по отношению к Лестнице в Эдем

возможный спойлер

(Гопзий не погиб от копий валькирий).

Просто от автора, но также возможен спойлер к Танцу меча

Я уполз Арея. Но так, что лучше бы не уползал.
Написано специально для Емце-недельки.


Они уже несколько часов шли по лесу рядом с Лысой горой. Напрямик через гору было бы быстрее, да и скрыться было бы проще: общий магический фон этого места был так высок, что ещё пара вспышек магии, пусть даже и от стражей, никого не озаботила бы. То ли дело возле горы: малейшая неосторожность, и вами заинтересуются даже мертвяки с кладбища неподалёку.

Но путь на Лысую гору им был заказан: лишённый дарха и проклятый Арей, чья защита была пробита, видел её скорее как лопухоид: сплошные непроходимые болота.

Где-то над ним летела светлая. Чувствуя его раздражение, она не лезла под руку, хотя идти рядом ей было бы удобнее: вверху ей то и дело мешали деревья, а подниматься над лесом было опасно — она становилась слишком заметной мишенью.

Арей понятия не имел, как и когда успел её позвать, но не мог не признать, что в том состоянии, в котором он был, присутствие Дафны как-то... успокаивало. И это барона мрака, привыкшего рассчитывать только на себя, тоже злило.

Наконец они дошли до границы. Во всяком случае, Арею так казалось: он уже не чувствовал этого упругого толчка, который был знаком окончательного перехода в лопухоидный мир, скорее он просто помнил, что граница где-то здесь.

— Спускайся, светлая, — негромко скомандовал он, зная, что Даф его услышит.

Она мягко опустилась на землю позади него, и Арей обернулся, успевая заметить, как она коснулась медальона, чтобы убрать крылья. Арей испытал смешанные чувства: и тоску по полётам, звавшую его порой в небо, и зависть, что у неё есть крылья, и застарелую боль, отдающуюся где-то в лопатках, и потаенное превосходство — светлым стражам его времени не нужны были медальоны, крылья материализовались по легчайшему волевому усилию.

Эта «курятинка на цепочке», как её с издёвкой звали стражи мрака, появилась уже после того, как Кводнон увёл из Эдема добрую треть стражей. Свет уже не мог питать их — тех, кто отрёкся от него, — не мог давать им силы, но ещё долго в каждом бывшем страже света оставалась частичка добра, которая фактически давала им право черпать силы из «общего котла». Нужно было создать какие-то знаки отличия, которые были бы только у тех, кто имеет право на эту силу.

Арей отвернулся. Время тосковать и ностальгировать ещё не наступило, веско одёрнул он себя.

— Ты сможешь телепортировать меня в Москву, светлая? — глухо спросил он. Он прекрасно знал, что Дафне это под силу, но подсознательно ожидал, что она скорее просто посмеётся над главой русской канцелярии мрака, который вынужден просить помощи.

— Конечно, — кивнула Дафна, лёгким шагом обходя его, и потянулась обнять, почти сразу же отшатываясь. Через секунду раздалось смущённое: — Ой! — это Дафна сначала хотела обнять Арея, как привыкла делать с Мефодием, потом вспомнила, что дарх и крылья не должны соприкасаться, а затем — что у Арея больше нет дарха. И тот в ту же секунду понял все метания Даф так ясно, словно это были его собственные мысли. Он скрипнул зубами.

— Быстрее, светлая, — грубо поторопил он её, и Дафна наконец обняла Арея, касаясь крыльями ткани его сюртука. Он помедлил пару мгновений, словно его впервые кто-то обнимал, а затем обхватил её руками, прижимая к себе крепче: он чувствовал жар, идущий от медальона, и хотел ощущать его сильнее, испытывая болезненное, нездоровое желание, чтобы оттиск крыльев остался на его груди как клеймо.

Даф попыталась устроить флейту у него над плечом, но поняла, что так ничего не получится.

— Вы слишком высокий, — сказала она, и Арей чуть поморщился, его объятия на секунду разжались, и Дафна уже готова была услышать, как она никчёмна, и он лучше сам... ну, сделает что-нибудь.

Однако уже в следующее мгновение он просто подхватил её, поднимая выше и вновь притискивая к себе. От неожиданности Даф обхватила ногами его бёдра, а руками — шею, чуть не выронив флейту.

— А ты хотела, чтобы я присел на корточки? — иронично спросил Арей, наткнувшись на её возмущённый взгляд, и этим сразу пресекая все попытки спорить.

Дафна прикрыла глаза, восстанавливая дыхание, и удобнее устроила флейту в пальцах.

— Куда? — спросила она негромко, мягким голосом, в голове уже сгущая нужный мыслеобраз для телепортации, и Арей невольно залюбовался ею. Ему казалось, что, если бы в эту самую секунду невиданной милостью ему был бы дан второй шанс, он бы берёг каждое перышко ослепительно белым, такой свет он сейчас видел идущим от Дафны.

Впрочем, наваждение длилось всего миг, а в следующий Арей уже отвечал со всем своим цинизмом:

— Востряковское кладбище.

Если Дафна и удивилась, виду она не подала. Помедлила ещё немного, разворачивая в голове карту Москвы, а затем обхватила губами мундштук флейты и тихо заиграла. Арей услышал только начало маголодии, но она всё равно успела ударить по его нервам тёмного стража. И вместе с тем какая-то искорка в глубине его сущности откликнулась этим нотам света, потянулась к нему, разгораясь, будто кто-то по ошибке крутанул колёсико керосиновой лампы, увеличивая фитиль.

***

Без дарха тьма внутри Арея не была такой сильной, такой цельной, но это не значит, что он сразу стал светленьким, едва лишился его. Вот и сейчас, только маголодия смолкла и они оказались на кладбище, как на освещённое было место вновь наползал мрак. Лампа снова едва чадила, грозясь погаснуть в любой момент. Арею стало тоскливо. Дарх не позволял об этом задумываться, но теперь он чувствовал, что скучает по свету, несмотря на прошедшие века, скучает по полётам, по своим крыльям, да даже по маголодиям, будь они неладны, эти чертовы звуки, извлекаемые из чертовой флейты!

— Арей, — нерешительно напомнила о себе Дафна, и только сейчас мечник опомнился.

— Не нравится быть так близко к кому-то столь отвратительному, как я? — не то самоиронично, не то самоуничижительно спросил он, и было не ясно, имеет ли он в виду свою сущность или свою внешность.

Даф смешалась, не зная, что ответить. Жалость Арей бы не принял, а над попытками заверить его, что он прекрасен, в лучшем случае горько бы посмеялся.

Он поставил её на землю и сделал шаг назад.

— Можешь быть свободна, — сухо сказал он и развернулся, уходя куда-то вглубь кладбища.

Дафне уже приходилось лицезреть барона мрака без дарха, но тогда он вёл себя иначе. Ей казалось, что он меняется к лучшему, она точно чувствовала, что (пусть и всего на мгновение!) он потянулся к свету. Впрочем, возможно, его просто подкосил тот факт, что он теряет дарх уже во второй раз.


На кладбище Арей быстро нашёл нужную ему могилу — одного мага, похороненного безо всяких ритуалов: это был выпускник Тибидохса, который, оказавшись в Москве и найдя «любовь всей своей жизни», решил забыть о магии и жить как обычный лопухоид. Правда, магия о нём не забыла, и когда через несколько лет они с супругой увлеклись фехтованием, шпага ему досталась артефактная — и верная, после смерти хозяина сама последовавшая за ним в могилу.

Лишённому магии Арею пришлось воспользоваться обычной лопатой, чтобы разрыть могилу, открыть гроб и забрать из него шпагу.

Нового хозяина в бароне мрака она признала неохотно и явно сомневалась, не отрубить ли ему просто руки, вернувшись после обратно, однако вскоре уступила. Хотя Арей чувствовал, что та скорее... затаилась, если можно так сказать про оружие, и выжидала, готовая в любой момент отвернуться от мечника. Его это злило: будь у него дарх, какая-то шпажонка, пусть и артефакт, не посмела бы так себя вести! Но выбора особого не было: свой меч он призвать не мог, а соваться даже в собственное хранилище безоружным сейчас было опасно.


Своего врага он встретил внезапно: тот напал со спины, и если бы не весь опыт Арея и его интуиция опытного бойца, валяться ему уже без головы, которая точно откатилась бы куда-нибудь на дорогу под колёса машин, чтобы навести шороху, устроить пару аварий и исчезнуть через несколько мгновений, как это всегда происходило с телами стражей.

Гопзий Руриус — а это был именно он — досадливо цокнул языком и махнул рукой, расширяя пятачок, на котором они стояли, до размеров футбольного поля. Лопухоиды, решавшие срезать дорогу по этому пути, поля не видели, но оказывались на миг под влиянием магии Гопзия, чувствуя вспыхивавшие ужас и тоску, отпускавшие их сразу же, как они выходили на дорогу. Довольный страж подпитывался их силами, обретая ещё большее преимущество над Ареем, который и сам сейчас был как лопухоид.

Они ходили по кругу пару минут, пока Арей не потерял терпение и не сократил резко дистанцию, атакуя. Гопзий отбился и атаковал сам, наседая на Арея, однако того мало волновало, что преимущество пока было на стороне соперника: главное, что завязался бой, а это уже территория Арея, и здесь пока ещё никому не удавалось его переиграть, как бы ни был искусен противник.

Параллельно с боем Арей пытался прощупать Гопзия, ища свой дарх, но почти сразу понял, что у того его нет. Значит, он действует не один. Оставалось лишь понять, где его дарх сейчас и почему его не разбили сразу: Арей чувствовал, что тот ещё жив, если только это слово можно было использовать по отношению к порождению Тартара, к порождению беспросветной тьмы.

Можно было бы допросить Гопзия, он бы раскололся рано или поздно, но, увы, Арей так увлёкся, что снёс ему голову раньше, чем эта светлая мысль посвятила его собственную.

Он наклонился было, чтобы изучить рану, оставленную ему на рёбрах мечом Гопзия, и в этот момент ему на шею накинули что-то, что отозвалось нестерпимой, выжигающей внутренности болью, и Арей успел только обернуться, взмахнув шпагой, но был не в состоянии проверить даже, ранил ли он кого-нибудь, падая на землю и катаясь по ней, до крови кусая губы и царапая грудную клетку, словно стремясь вырвать себе сердце, которое жгло сильнее всего и с каждым ударом словно разносило по артериям лаву самого нижнего Тартара, а не кровь. Его пальцы цеплялись за какую-то цепь, обжигая подушечки, и Арей сорвал её с себя, откидывая в сторону, однако если это и помогло, то весьма слабо.

Сверху послышался взмах крыльев, и Арей обречённо подумал, что это какой-нибудь златокрылый, что прилетел добить его. Открыв глаза, он сквозь пелену боли судорожно стал разыскивать свою шпагу, не собираясь сдаваться так просто, хотя каждая клетка его тела молила хотя бы и о смерти, лишь бы избавиться от этой сводящей с ума боли, от этого внутреннего пламени.

Арей вытянул руку, пытаясь подползти к шпаге, когда его лба коснулась прохладная рука, подарившая секундное облегчение. Почти сразу рука исчезла, и Арей неосознанно вскинул голову, пытаясь понять, куда она делась, готовый чуть ли не умолять, чтобы эту руку вернули, готовый вгрызться зубами в чужое плечо, чтобы забрать эту руку себе.

Но ещё раньше, чем он открыл рот, боль исчезла совсем, и голова Арея рухнула обратно на асфальт, ударяясь затылком, но эта вспышка боли не значила ровным счётом ничего по сравнению с той болью, от которой его только что избавили. Он позволил себе несколько секунд просто лежать, закрыв глаза и жадно вдыхая воздух, прежде чем рывком приподнялся, опираясь на локоть левой руки, а правой всё-таки хватая шпагу.

— А, это ты, — буркнул он, увидев перед собой... Дафну. — Кажется, я сказал тебе, что ты можешь быть свободна, — сварливо напомнил он.

Дафна вспыхнула и, протянув руки, сорвала с шеи Арея свой медальон, касаясь углубления в нём ещё до того, как до конца накинула его на себя, и вскочила с земли, чувствуя появившиеся за спиной крылья.

Поняв, благодаря кому не обезумел от боли и не стал лёгкой добычей даже для комиссионера, Арей остыл.

— Ну-ну, не злись, светлая. Злость не входит в список чувств, разрешённых для стража из Эдема, — примирительно сказал он. Простое «извини» было бы короче, но это явно не то слово, которого можно было ожидать от барона мрака. На Даф он смотрел теперь с интересом. Несмотря на порой весомые пробелы в своём образовании, вряд ли она была не в курсе, что случается со стражем, надевшим на кого-то свои крылья.

— У вас кровь идёт, — заметила Дафна, неохотно опускаясь обратно и дематериализуя крылья.

Арей провёл рукой по рёбрам и просмотрел на ладонь.

— Действительно, — согласился он. Помимо раны, оставленной мечом Гопзия, на его груди было ещё несколько довольно глубоких царапин, словно он дрался как минимум с грозным когтистым хищником. Было трудно поверить, что эти царапины он оставил себе сам. — Без дарха не затянутся, — добавил он с досадой.

— Но ваш дарх рядом, — заметила Даф, кивая в сторону, где извивалась сосулька, пытаясь не то подползти к Арею, не то отползти от него подальше.

Протянув руку, Арей почувствовал отголосок давешней боли. Облизав губы, он опустил руку, а затем попробовал ещё раз.

— Я не могу... — озарённый внезапной догадкой, он ещё раз провёл рукой по ране и поднёс пальцы к носу, вдыхая. К запаху крови примешивался ещё один, сладковатый, и барон мрака сразу узнал его. — Меня разлучили с дархом, — прорычал он, в вспышке злости хватая шпагу и обрушивая её плашмя на дарх. Он разбился, во все стороны брызнули осколки и сотни эйдосов. Арей вскочил с земли, отшвыривая шпагу в сторону. — Собери эйдосы, светлая, мне они уже ни к чему, — он сжал руки в кулаки.

— Арей... — Дафна подошла к нему со спины и коснулась его плеча нерешительно. — Это как было с моими крыльями и флейтой? — спросила она, пытаясь отвлечь Арея разговором.

— Да, — скупо, сквозь зубы ответил он.

— Но мне тогда их вернули... разве вы не могли...

— О чём ты, светлая? — с насмешкой спросил Арей. — Поручительство мрака? Когда глава канцелярии — Лигул?

Дафна прикусила язык, поняв, что её предложение не блистало гениальностью, и отошла от Арея на пару шагов. Ей было жалко его, и барон мрака это чувствовал.

— Эйдосы, светлая, — грубо напомнил он. Затем подобрал шпагу, подошёл к дарху Гопзия и разбил его тоже. Поискав глазами по асфальту, он нашёл и третий дарх. Значит, второй страж, помощник Руриуса, также мёртв, кем бы он ни был. Ещё один взмах меча — и по дороге рассыпалась ещё горстка эйдосов, словно это был какой-то горох, а не бессмертные души. Отойдя к бордюру, Арей присел на него и привалился спиной к низкому заборчику, отстранённо наблюдая за тем, как Даф бережно собирает каждый эйдос, ссыпая их, за неимением других ёмкостей, в чехол от флейты.

Он чувствовал слабость от ран и кровопотери, но просить Дафну сыграть в доктора было унизительно, а идти в лопухоидную больницу — тем более. Да и всё равно его вряд ли бы там приняли: ни документов, ни денег у Арея, разумеется, не было. Возможно, и к лучшему сейчас будет оставить всё, как есть, просто медленно умерев: новая жизнь без дарха, жизнь никому не нужного бывшего барона мрака, жизнь мечника без меча перспективами не радовала.

Подняв с земли последний эйдос, Дафна отошла в сторону и позвала Эссиорха. Тот не замедлил явиться. Как ни странно, даже без мотоцикла: просто мгновенно телепортировал. Он выслушал сбивчивый, но краткий рассказ Дафны, забрал у неё чехол с эйдосами и, враз посерьезнев, исчез.

Держа флейту в опущенной руке, Даф подошла к Арею. Её лицо ещё сохраняло выражение светлой, спокойной радости от мысли, что столько эйдосов, ранее заточённых, теперь свободны! Она поднесла флейту к губам и заиграла, и Арей уже скривился было, но затем понял, что маголодии больше не вызывают в нём привычного дискомфорта. Ещё одно напоминание, что он теперь... никто. Никто для света и никто для мрака. Его уже, скорей всего, даже преследовать не станут, что за интерес добивать тигра, лишённого когтей и зубов? Такой победой даже похвастать стыдно. С другой стороны, у него и без Лигула врагов и недоброжелателей хватает, кто-то может решить воспользоваться случаем и отомстить за нанесённые ранее обиды. Следовало оставаться настороже.

Маголодия Дафны тем временем действовала. Ноющая боль от ран уменьшалась, пока не исчезла совсем. Арей взглянул на свою грудь, не удержавшись, и заметил, как царапины затягиваются, не оставляя после себя следов, и только на рёбрах белеет шрам от раны, оставленной мечом Гопзия.

О бое уже напоминала только рваная, окровавленная рубаха Арея, а Даф всё играла и играла, стоя с закрытыми глазами на заплёванном и замусоренном пяточке где-то в спальном районе Москвы, как живое воплощение света и жертвенности в глазах Арея.

Он узнал эту маголодию, столь же древнюю, как понятие стража, как сам Эдем; она родилась одной из первых, и поначалу её часто можно было услышать доносящейся откуда-нибудь из чащи леса.

И Арей, летая в бескрайнем небе Эдема, любил порой мечтать, как появится рядом с ним тот страж, для которого он захочет исполнить эту маголодию, ради которого он поднесёт к губам флейту, которому он решится открыть полную нежности и любви душу.

Придя в себя, Арей осознал, что Дафна уже давно перестала играть, и маголодия продолжала звучать лишь у него в голове. Он провёл рукой по лицу, сгоняя наваждение.

— Спасибо, — сказал он Дафне, благодаря за исцеление ран и вместе с тем желая попробовать это слово, не произносимое им уже тысячелетиями, ощутить его на языке, вспомнить, как оно срывается с губ.

Даф просияла, и следующие слова Арея ничуть не омрачили её лица:

— А теперь оставь меня. Мне нужно побыть одному.

Она кивнула и взмыла в небо, в прыжке материализуя крылья. Это было небезопасно, но идти пешком она сейчас просто не могла, всё её существо рвалось в небо. Как раньше заточённые в дархах эйдосы пели свою песню боли и страдания, так и теперь её душа пела силой сотни свободных, спасённых бессмертных душ.

***
Новости в мире магии разносятся быстро, к вечеру про Арея знали уже все. Пара комиссионеров сунулась было к нему поглумиться, но он зарубил шпагой, задобренной двумя убийствами и оттого послушной, самых прытких, и остальные уже держались в стороне.

Как можно было ожидать, никто из стражей мрака, демонстрировавших ранее Арею свою лояльность и чуть ли не дружбу, к нему не явился.

— Приглашений на праздничные вечеринки можно не ждать, — прокомментировал Арей. Не то чтобы его это сильно расстраивало.

Намётанным взглядом он замечал пару раз мелькнувшие в небе светлые росчерки: златокрылые. На вопрос, что они тут делают, ответить было некому, но он сильно сомневался, что это его «охрана».

Он теперь сидел под мостом на сбитых в кучу матрасах бездомных. Эксперимента ради он начертил на одном из столбов отталкивающую руну. Её контуры ожидаемо не зажглись, однако под мост никто не совался. Хотя, конечно, ещё не ночь.

Арей почти задремал, когда рядом кто-то материализовался. Сжав на всякий случай рукоять шпаги, он раскрыл глаза и сразу успокоился.

— А, синьор помидор. Я, признаться, ожидал увидеть Улиту.

— У неё истерика, — пожал плечами Меф. — Я принёс вам ваш меч, — сказал он, протягивая клинок Арею.

Тот испытывающе посмотрел на своё верное оружие и отрицательно качнул головой.

— Оставь себе.

— У меня уже есть меч, — возразил Мефодий.

— Будет второй. Хороший меч лишним не бывает, — уязвлено проворчал Арей. Неизвестно, чего он ожидал, вряд ли того, что Меф от радости такого подарка начнёт прыгать, но отказ его явно покоробил. — Мне он всё равно подчиняться уже не будет.

Буслаев сосредоточенно кивнул. Ему понадобилось явное волевое усилие, но он всё-таки заставил меч Арея исчезнуть. Осталось проверить, будет ли он являться на зов, однако этим Меф собирался заняться потом. Если собирался.

— Тогда возьмите хотя бы их, — и он протянул бывшему учителю ножны, заговорённые на невидимость, которые сам Арей когда-то и дал Мефодию.

Мечник подумал, что это точно не будет лишним теперь, когда он сам не мог скрыть шпагу, не мог заставить её исчезнуть, чтобы появиться только в нужный момент. Он помедлил и протянул руку, беря ножны, в которые сразу же засунул свою шпагу. Те оказались широкими для неё, однако, ощутив в себе новое оружие, сжались под нужную ширину.

— Надеюсь, я не перестану в один прекрасный момент их видеть, — буркнул он, кладя шпагу рядом.

— Арей... Дафна научила меня, как слышать своё имя, когда кто-то зовёт, и если...

— Я понял, — оборвал его Арей. — И, позволь заметить, никого не звал на помощь, так что уходи. И передай всем, что я ещё не открывал общество добрых самаритян имени меня. Прочь.

Мефодий хотел было сказать что-то ещё, но не стал. Он постоял немного, глядя на Арея в растерянности, и телепортировал.


Это было даже смешно, но Арей был сломлен. Он всегда считал, что сила духа — единственное, что никто не сумеет у него отобрать, а сейчас он не знал ни что ему делать, ни куда податься. Даже когда он пал и остался один, даже когда он сам лишил себя крыльев, не в силах смотреть, как опадают перья, сознательно отказываясь от своей страсти — полётов, даже тогда он не чувствовал ничего подобного.

Наверное, всё дело было в надежде — и через столько лет у него в душе, сокрытая даже от взора самого Арея, жила надежда однажды быть прощённым. Слабая надежда вновь получить когда-нибудь крылья; она была придавлена знанием, нет, даже хуже, чем знанием: верой в то, что это невозможно.

Теперь не осталось даже надежды. И в то же время на волю вырвалась сдерживаемая дархом тяга к свету. Он тосковал по Эдему так, как никогда прежде, спрятался под мост, чтобы не видеть над собой неба, в которое ему больше никогда не суждено подняться, и всё равно видел его искоса, всё равно рвался ввысь. В нём клубились и зрели слёзы, которые Арей на корню давил сапогом цинизма — о, что это был за сапог! Высокий, с толстой подошвой и металлическими вставками по краям, покрытый лёгкой пылью бытия — в такой сапог одеть бы добро, и ни одна злая мыслишка не смела бы шевельнуться, прячась по углам и трясясь, как бы не задавили.

Всем нам в такие моменты нужен кто-то, кто протянул бы спасительную руку, вытягивая из болота, редко кому удаётся самому стать себе такой рукой, вытягиваясь за волосы подобно барону Мюнхгаузену.

Для себя ничьих рук Арей не ждал. Он не считал, что не достоин, вовсе нет, просто не мог никого представить на этом месте. Не знал никого, кто был бы морально выше и сильнее, чем он сам, а спасительные руки снизу были каким-то оксюмороном.

Когда рядом с ним затарахтел мотоцикл, мечник даже не дёрнулся — почти привык уже к различному транспорту, что ездил над ним по мосту. Однако когда двигатель заглох совсем близко и послышался удар ботинка по металлу, который следует обычно после того, как мотоциклист выставляет подножку байка, Арей лениво повернул голову. Эссиорх.

— Светлая сочла своё очередное появление слишком назойливым и прислала тебя, хранитель? — язвительно спросил он.

— Я здесь не из-за Дафны, — покачал головой Эссиорх. — Арей, ты помнишь Мастридию?

— А должен? — ничуть не более дружелюбно откликнулся Арей. Имя ему ни о чём не говорило, хотя прежде он на память не жаловался.

— Она была твоим хранителем до того как...

— Можешь не напоминать, — сквозь зубы бросил Арей. До того, как он последовал за Кводноном, очевидно, и ушёл из Эдема. В первое время, когда опадали крылья, бывали дни, в которые Арей винил во всём своего хранителя. Дескать, это он виноват, что Арей поддался речам Кводнона, это он виноват, что Арей сделал неправильный выбор, это он виноват, что не остановил и не уберёг. Хотя вернее будет сказать, что не бывало дней, когда Арей не винил бы хранителя. Было легко переложить свою вину на кого-то другого. Интересно, в какой момент хранитель отвернулся от него? Когда Арей отрезал свои крылья? Или после первого убийства? Или, быть может, когда он принял дарх?

Порой Арей гадал, был ли среди убитых им стражей света кто-то, к кому перешёл его хранитель.

— Она передала тебе это, — сказал Эссиорх и протянул ему свиток. Арей даже пальцем не шевельнул, чтобы взять его. Хранитель покачал головой и дунул на свиток. Тот поплыл по воздуху и приземлился на матрас между мечником и его шпагой.

— Не думал, что она ещё помнит обо мне, — процедил Арей, с яростью глядя на свиток. Будь у него дарх, свиток бы вспыхнул под этим взглядом, в секунды обращаясь в пепел.

Эссиорх печально улыбнулся, перекидывая ногу через седло мотоцикла.

— Мы отказываемся от своих подопечных только по своей воле, и никто не может отобрать их у нас силой, — сказал он и газанул, стремительно удаляясь. Не иначе как при помощи магии: забраться на такой крутой склон без должного разгона можно было исключительно чудом.


К раннему утру, когда небо на горизонте едва подёрнулось розовой дымкой, Арей окончательно вымерз. За эту ночь он успел познать множество прелестей существования без магии, самыми досаждающими среди которых были холод и голод.

Какое-то время его голову занимали последние слова Эссиорха и вытекающий из них вопрос: значит ли это, что Мастридия, его хранитель, до сих пор не отказалась от него? Могла ли она всё это время... приглядывать за ним? Верилось с трудом. Если бы кто-то подтвердил Арею эту догадку, он бы как минимум отрубил шутнику голову, ибо головы без тела не болтают и не несут чушь.

Мысли исчезли часам к трём, когда он впал в забытьё, смутно чувствуя, что его разум требует сна, но не в силах отпустить напряжение и уснуть.

Примерно в то же время случилось затишье на мосту, однако с рассветом машины вернулись в свою бесконечную гонку по московским улицам, главный приз в которой — успеть до пробок. Ну или хотя бы как-нибудь объехать их.

Сдавшись, Арей осторожно взял в руки свиток. Он надеялся почувствовать что-нибудь, но свиток лежал в его ладони как какой-нибудь свёрток из обычной лопухоидной бумаги. Дёрнув за ленту, он развязал узелок и развернул свиток. Буквы на нём были едва видны, и Арей повернул ими к свету. Стоило первому лучу коснуться листа, как буквы словно зажглись, переливаясь мягким и приятным светом. Он слегка резал глаза Арея, и сложно было представить, насколько невыносимы было бы читать этот свиток, будь он полноценным стражем мрака с дархом.

Впрочем, записка была короткой:

«Ты ещё не умер».

Он усмехнулся. Потратить столько времени, чтобы светом с седьмого неба вышить на бумаге эти буквы — и всё ради короткой фразы?

Воспоминание ударило его внезапно. Оно снизошло, как озарение, сразу погружая Арея в себя, заставляя позабыть о реальности, о холоде, голоде и незавидном положении.


Он заметил на своих крыльях тёмное перо. Его первое тёмное перо! На таких больших, таких белоснежных, таких совершенных крыльях появилось тёмное перо, словно он, Арей, какой-то напакостивший мальчишка, заслуживший наказание!

Это так потрясло его, что он впервые за последние несколько дней пошёл пешком, не взмывая ввысь.

У дерева с персиками храбрости он встретил прекрасную девушку. В Эдеме все девушки были прекрасны, и потому ни одна не могла запасть в сердце Арея: умные разговоры его волновали мало, игрой на флейте он интересовался постольку-поскольку, а достаточно быстро и бесстрашно не летала ни одна знакомая ему девушка, а какое удовольствие летать с кем-то, кого нужно постоянно ждать?

У этой он, кажется, поинтересовался, какое дело она страшится выполнить, раз ей понадобились плоды дерева храбрости, на что та ответила, что ничего не страшится, просто она кое с кем поспорила, нужна ли храбрость, чтобы решиться сорвать персик храбрости?

Арей рассмеялся и сказал, что это неважно: если не хватает смелости сорвать какой-то фрукт, то на одних персиках далеко не уедешь. «А как же быть с каким-то фруктом с дерева познания?» — спросила, помнится, она. «Это не какой-то фрукт!» — воскликнул Арей.

Он уже не помнил, как они тогда перешли от фруктов к крыльям, но Арей поделился с девушкой своими переживаниями по поводу пера. Та лишь пожала плечами: «Ты ещё не умер, так чего волноваться? Успеешь исправиться».

Это ли была Мастридия?..


Он ещё не умер, это верно.

Арей поднялся и свернул свиток, засовывая его за голенище сапога. Ленту он обвязал вокруг левого запястья, закрепил ножны на спине и проверил, легко ли достаётся из них шпага, после чего вышел из-под моста.

Солнце постепенно поднималось над городом, начиная греть, и Арей, прищурившись, смотрел прямо в центр диска. Сдаться он успеет всегда. Он теперь даже руки на себя наложить с лёгкостью может, возникни у него такое желание.

Но он ещё не умер, и это весомая причина побороться. Пусть Лигул, Вильгельм, Барбаросса и прочие бонзы мрака списали его со счётов, он сам не собирался следовать их примеру, и этого было достаточно.


Он почти дошёл до условной границы Москвы с Подмосковьем, когда его догнала Дафна. Она спешилась, с лёгким хлопком дематериализуя крылья, и оказалась перед Ареем. Тот остановился, делая вид, что недоволен вынужденной заминкой, но на самом деле радуясь передышке: не поддерживаемое дархом, его тело уставало гораздо быстрее, и Арей был не против перевести дух, однако упрямство гнало его вперёд.

— Я пойду с тобой, — твёрдо заявила Дафна.

— Чего ради, светлая? Из-за крыльев? Можешь быть уверена, я тебя не предам ни мыслью, ни словом, ни делом. На мне долг жизни, — ответил Арей. На чью бы сторону он ни становился, по какому бы пути ни шёл, его принципы всегда были с ним, составляя тот несгибаемый стержень его натуры, который помогал ему выбираться из любых передряг. И пусть сейчас ему протянули руку, это было то самое исключение, которое лишь подтверждает правило.

Дафна упрямо взглянула на Арея.

— Я хочу пойти с тобой.

— Ты даже не знаешь, куда я иду, — насмешливо заметил Арей.

— Мне всё равно, — отозвалась она.

— Даже если я сейчас иду в какую-нибудь глухую деревню, чтобы там поселиться и дожить свою жизнь как обычный лопухоид?

— Даже если так, — кивнула Даф.

— И сколько ты выдержишь со мной, прежде чем человеческий мир окончательно поглотит тебя, размывая твою сущность светлого стража? — горько спросил Арей. — Или будешь летать в «отпуск» в Эдем раз в месяцок на недельку? — вкрадчиво поинтересовался он. — Будешь всё такой же молодой и сияющей рядом со мной, ветхим брюзжащим стариком?

Он заметил, что Дафна побледнела: вряд ли она думала об этом. Арей и сам не мог представить себя таким — и когда? Через каких-то пару-тройку десятков лет? Что это для него, прожившего тысячелетия, как не плевок комиссионерского пластилина на временной шкале? Он выпрямился. Пусть даже всего лишь через один десяток лет за ним пришаркает, покряхтывая, Аидушка, и даже Мировой океан медовухи не заставит её закрыть глаза на разнарядочку, — десять лет всё-таки не завтра заканчиваются.

— А может быть ты даже откажешься от своих крыльев? — продолжал он, и Дафна тут же, не дожидаясь окончания фразы, поспешно кивнула:

— Откажусь, — подтвердила она и с вызовом взглянула в глаза Арея. Она прекрасно знала, что даже отказавшись от крыльев, проживёт раза в два дольше мечника, если только кирпич не упадёт на её светлую головку. — Я решила, Арей.

— А мне остаётся лишь принять твоё решение? — усмехнулся он.

Дафна шагнула к нему ближе, застывая всего в полуметре, и он протянул руку, касаясь ладонью её щеки, проводя большим пальцем по скуле.

— Ты не знаешь, чего ты творишь, девчонка, — шепнул он, глядя в её глаза и думая, что, видимо, только такая женщина и может находиться рядом с ним: готовая пожертвовать всем и даже самой собой. И ещё — что он не может позволить ей отказаться от вечности ради него. А впрочем, плевать на вечность. Он не может позволить ей отказаться от крыльев, ведь он как никто знает каково это — когда душу разрывает на две части: ту, что отчаянно рвётся в небо, и ту, что знает, что ему никогда больше не взлететь. Пусть она летает... за них двоих. А он будет твёрдо и несгибаемо стоять на земле. За них двоих.

@темы: фанфики, PG-13, Мефодий Буслаев

---

[Mycroft Arthur Holmes]

Сборный пост Емце-недельки. Именно в него нужно приносить ссылки на работы

Код баннера

<div align="center"><a href="http://one-week-fest.diary.ru/p203800744.htm" target=_blank><img src="http://i.imgur.com/2UAOWaB.jpg"></a></div>

@темы: ШНыр, Мефодий Буслаев, Таня Гроттер

---

[Mycroft Arthur Holmes]

Дорогие Емце почитатели!)

На следующей неделе с 20 по 26 апреля состоится Емце-неделька.
Присоединяйтесь)

@темы: ШНыр, Мефодий Буслаев, Таня Гроттер

---

[Гелата]

Хочу поделиться с вами артами от прекрасного художника ChrisCherry. Приятного просмотра

@темы: арты, Мефодий Буслаев, Таня Гроттер

---

МЕФОДИЙ БУСЛАЕВ. ОШИБКА ГРИФОНА

[Гелата]

Уже есть в продаже: Лабиринт



www.liveinternet.ru/users/dmitrii_emets/post353...

Вопрос: Вы уже купили?

1. Да, читаю		3	(33.33%)
2. Нет, но собираюсь купить		2	(22.22%)
3. Нет, буду ждать электронную версию		3	(33.33%)
4. Нет, не буду читать совсем		1	(11.11%)
Всего:		9

@темы: Мефодий Буслаев, новости

---

[Гелата]

"Мефодий Буслаев. Ошибка грифона" стоит в издательском плане на 10 февраля.
источник

@темы: Мефодий Буслаев, новости

---

Ошибка Грифона не будет последней!

[Гелата]

Книга "Ошибка Грифона" выход в феврале. Следующая книга - Самый лучший враг

Аннотация:
В Эдеме произошло непоправимое - по вине Буслаева один из двух последних грифонов сбежал в человеческий мир. Об этом тут же стало известно Мраку и теперь магическое животное преследуют члены древнего темного ордена: охотника за глазами драконов. Если им удастся заполучить грифона, защита света ослабнет навсегда и что тогда произойдет, не знает никто. Мефодий и Дафна должны во что бы то ни стало вернуть беглеца или найти ему замену. И единственный кто мог бы помочь это Арей, вот только он уже давно мертв...
Мефу придется спуститься в глубины Тартара и отыскать дух учителя, но возможно ли это? Особенно сейчас, когда сам Мефодий стал златокрылым?
Ничуть не легче Ирке. Ей необходимо найти преемницу валькирии ледяного копья. И самая подходящая кандидатура - Прасковья, бывшая наследница Мрака, неуравновешенная и неуправляемая.Как же Ирке ее уговорить?

обсуждение ВКонтакте

Вопрос: Ну, кто что думает?

1. Арей?		20	(18.35%)
2. Прасковья - валькирия?		16	(14.68%)
3. Емец слился		19	(17.43%)
4. А мне и так все хорошо		1	(0.92%)
5. Читать не буду		5	(4.59%)
6. Как - не последняя?		20	(18.35%)
7. Меф с крыльями лол		28	(25.69%)
Всего:		109 Всего проголосовало: 44

@темы: Мефодий Буслаев, новости

---

Арты Ремиз

[Гелата]

Ремиз автор многих артов по книгам Емца. Участвовала в ФБ-14 как оформитель заглушек и артер.

@темы: арты, G, Мефодий Буслаев, Таня Гроттер

---

[Гелата]

Тут немного пустынно... Может, вам арт покидать? Похоже, кроме меня сюда все равно никто не напишет, так что...

Вопрос: Нести сюда арт?

1. Да, давайте		14	(100%)
2. Нет, нафиг-нафиг		0	(0%)
3. Что я здесь делаю и в чем смысл жизни?		0	(0%)
Всего:		14

@темы: Опросы и обсуждения

---

[Гелата]

Дмитрий Емец пишет:
"Мефодий Буслаев. Ошибка грифона" изо всех сил старается выйти в феврале. Обложка есть пока только в эскизе, но очень торопится
©

@темы: новости

---

Самые разные новости

[Гелата]

Дмитрий Емец пишет:

1. Я принимал недавно редакторскую правку по "Ошибке грифона". Правки не очень много, и есть надежда, что книга появится в феврале.
2. В следующем году книги будут издаваться и переиздаваться преимущественно черно-белые. Это связано с тем, что многие типографские материалы покупались за валюту и теперь печать стала очень дорогой. Особенно с моей привычкой писать "кирпичи" страниц по 400.
<...>
4. Сейчас я заканчиваю работу над второй книгой нового проекта + готовлюсь к новой книге "ШНыра". Пока не начинал еще, только материалы просматриваю. Но уже чувствую, что по "ШНыру" скучаю.

прочитать все новости

@темы: новости

---

Про выбор профессии

[Гелата]

Дмитрий Емец пишет:

Это вообще не про книги. Просто писал тут совсем по другому поводу и чтобы не ржавело, сюда выложу.

Один знакомый человек

читать дальше...

готовится в гуманитарный вуз, но его терзает мысль, что этим прокормиться нельзя и надо спешно искать себе что-то другое. Может, юристом стать, или политиком, или медиком, или нефтью торговать? Не потому, что хочется, а просто эти профессии якобы самые денежные.
Я доказываю ему, что нельзя хотеть деньги ради денег. Это тупиковый путь, ведущий на паперть. Тот, кто хочет денег ради денег и готов ради этого заниматься чем угодно – никогда их не имеет. Потому что жадничает, потому что суетится, потому что ничего не умеет, потому что не любит того, что делает. А это очевидно для любого начальства. Никто не будет продвигать человека, который терпеть не может свою работу или в лучшем случае просто «отбывает» рабочее время, как тюремный срок. А обмануть, как правило, вообще никого невозможно. Люди как-то очень быстро разбираются во лжи. Особенно, когда долго с кем-то общаешься.
Человек, который занимает не свое место, всегда раздражен и недоволен. От него пахнет больным животным. Другие это чувствуют и начинают изгонять его. Он еще больше злится и получается тупик.
Деньги дает только увлеченность. Человек начинает увлекаться чем-то очень сильно, только об этом и думает. Всюду, как пчела, собирает знания. Не вообще знания, а конкретные, нужные ему для данного конкретного дела. Сразу возникает большой отрыв от всех остальных. Хотя бы потому, что остальные занимаются этим делом три часа в сутки и вяло, а он 22 часа в сутки и активно. Уже отрыв в семь раз, если не в семьдесят семь. Он становится специалистом в какой-то области, с которым считаются, и у него появляются уже всякие варианты, в том числе и финансовые. Причем глобальность того, чем человек занимается, не имеет большого значения.
Любая область может стать кормящей, какой бы узкой она не была. Уход за газоном – так уход за газоном, керамика так керамика, мультипликация так мультипликация. Главное, не изменять своему главному призванию и главному интересу, которое и есть данный от Бога талант.
Как только мы предаем этот талант, мы начинаем презирать самих себя или самих себя обманывать, что плохо в обоих случаях.
Почему нельзя выбирать модную профессию, которую к тому же не любишь? Потому что мода все время меняется. Потому что происходит затоваривание. Слишком много юристов или экономистов ровным счетом никому не нужны. Хороший кузнец, или пчеловод, или очень хороший мастер по пошиву обуви (работает на дому, делает какие-нибудь мушкетерские суперсапоги в одном экземпляре) всегда будет получать как пять экономистов, да еще и сможет не ходить на службу, тратя кучу времени на дорогу, и сам выбирать себе режим работы.
Другой момент – работы, связанные с общением (педагог, священнослужитель, психолог, политик и т.д.) Для такой работы нужно родиться и быть человеком вполне определенного психологического склада. Как правило, общительность очень выматывает. Она заставляет человека мельтешить и рассеиваться.
Тут нужен искренний интерес к другим людям и искренняя непрерывная любовь к ним, сопряженная с физической и психической выносливостью. Если этой любви нет, если другого человека любишь меньше, чем себя, то для других людей будет очень очевидно, что ты не на своем месте. Т.е. человек, может, этого и не поймет и выразить ясно не сможет, но у него все равно будет ощущение какой-то лжи, какого-то затаенного скрытого чувства, попытки манипуляции. Ощущение того, что вот «ему от меня чего-то надо». А раз так, то отвращение получится обоюдным. Тебе будет мстить и работа, для которой ты не создан, и те, кого ты своей работой гробишь.

©

@темы: новости

---

Ошибка грифона

[Гелата]

«Активно пишется «Ошибка грифона». Дата выхода — скорее всего, начало 2015. Но есть некоторая надежда и на конец 2014 года.»

— источник

Вопрос: Вы ждете новую книгу?

1. Да, интересно, что дальше		2	(16.67%)
2. Да, но хочу, чтобы она была последняя		7	(58.33%)
3. Да, но читать не буду		0	(0%)
4. Нет, не читаю эту серию		0	(0%)
5. Нет, потерял интерес		2	(16.67%)
6. Свой вариант		1	(8.33%)
Всего:		12

@темы: Опросы и обсуждения, Мефодий Буслаев, новости

---

[Гелата]

Пишет Дмитрий Емец:

Вернулся из Ижевска. Очень понравилось! Прекрасный город и прекрасные читатели! Была, наверное, целая тысяча человек на трех больших встречах в рамках книжного фестиваля!.. А пригласили меня в Ижевск очень просто! Замечательная девушка Маша много раз дергала городскую библиотеку с просьбой "пригласите, да пригласите Емца". Это все пропускалось мимо ушей. А потом произошло чудо! Взяли и пригласили! И еще организовали замечательную программу! Огромное спасибо Ижевску за замечательных читателей!

+++

@темы: косплей, G, новости